Сгоревшая жизнь - Юлия Александровна Лавряшина

Юлия Лавряшина

Сгоревшая жизнь

© Лавряшина Ю., 2023

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2023

* * *

Безумие… Болезнь это или параллельный мир, населенный иными формами жизни? Там все развивается по своим правилам и правит мораль, порожденная больным мозгом, считающим ее безупречной, единственно возможной.

На реальность обычных людей безумие ложится прозрачной пленкой, зачастую незаметной стороннему взгляду, но при этом искажает все абсолютно. Недопустимое становится возможным, уродливое – прекрасным. Убийство видится высшим проявлением любви, ведь совершается во имя…

Как угадать человека, лишившего других жизни, в толпе, если на нем маска нормальности? Кто из людей трезвомыслящих в состоянии уловить логику безумца и указать пальцем: «Вот он!»? Да и способен ли понять ее мозг не менее воспаленный, но имеющий иную природу?

В народе говорят проще: «Каждый по-своему с ума сходит». И в этих словах таится та самая сермяжная правда, с которой не поспоришь. Каждый корчится в своем адском пламени…

* * *

Пухлая рябь облаков с холодноватыми голубыми прожилками напоминает о скорой зиме, хотя еще сентябрь и огненные клены помогают оживать и даже улыбаться на ходу. Я гоню себя из дома, чтобы не окоченеть в одиночестве. В нашей квартире жутко холодно, приходится кутаться, хотя она небольшая по московским меркам, а отопительный сезон уже начался. Без мамы прогреваются только комнаты, но не я…

Даже в Крыму я не впитала солнце в свое чахлое тельце, ведь нам с Артуром Логовым пришлось не отдыхать там, а расследовать убийство. И не одно… Конечно, дело распутывал он, я всегда на подхвате, но Артур твердит, будто без меня не справился бы. Он знает, как важно мне это слышать. Чувствовать, что кому-то я нужна в этом мире, где больше нет моей семьи…

Все, кто выходит из школы во взрослую жизнь, мечтают освободиться от родительской опеки, но я никогда не хотела, чтобы это произошло так буквально. Когда свобода достается ценой жизни близкого человека, она становится синонимом бесконечного одиночества.

Артур клянется, что не бросит меня замерзать в пустоте. Пытаясь развеять мои сомнения, он даже оставил на моей кухне почти литр самодельного крымского вина, которое купил у старика на берегу Розового озера. Прокопченный до черноты, дедочек сидел со своими бутылями на деревянном ящике на обочине пыльной дороги, а Логов притормозил рядом, чтобы уточнить, с какого берега вода розовеет во всю силу.

– Да с любого! Выбирай что хочешь, – уверенно отозвался дед, сделав широкий взмах, точно пытался продать нам огромное озеро.

А когда Артур поблагодарил, застенчиво спросил:

– Вина не возьмешь? Вкусное.

– Возьму, – охотно согласился Логов. – На обратном пути.

Наверное, старик решил, что это отговорка и нашу машину он больше не увидит, но мы действительно вернулись к нему, вдоволь налюбовавшись розовым перламутром волшебного озера. И не только ради вина: Артуру понравилась расслабленность старика, восходящая к дзену, умиротворенная любовь к тому миру, крошечной частью которого он был и не желал ничего большего.

Артур купил самую большую бутыль, а дед с чувством спросил:

– Откуда такие хорошие люди?

– Из Москвы, – в голосе Артура прозвучала радостная гордость за родной город, которая меня позабавила.

У меня возникло опасение, что сейчас старик разочарует его, ведь жители других краев недолюбливают москвичей и обижаются на столицу, но тот лишь кивнул:

– Бывал. Лет сорок назад. А то и больше… Сильно изменилась, наверное?

– Сильно.

– Ну а как? – Старик степенно развел руками. – Жизнь течет… Это я вот тут как сидел, так и сижу.

По дороге Артур повторил:

– Как сидел, так и сижу… Он сказал об этом без сожаления, ты заметила? Это его кредо. Счастливый мужик! Гонит свое винишко, смотрит на красивое озеро, перебрасывается фразами с людьми, которые снуют по миру… И не желает ничего другого.

А вино и вправду оказалось невероятно вкусным, Логов чуть волосы на себе не рвал оттого, что купил только одну бутылку! Мы попробовали его – Артур плеснул мне три капли! – уже в Москве, когда он доставил меня домой и потом завалился спать на диване в гостиной. Совсем как в тот расколовший мою жизнь день, когда убили маму и ему было страшно оставить меня одну. Несколько раз и после этого Логов оставался у меня, отчего старухи-соседки, наверное, с ума сходили, ведь его «Ауди» торчала под моим балконом на зависть всему двору. Пусть их пошлые домыслы останутся на их совести… Разве они знают хоть что-то о нас?

Он мгновенно уснул, а я вернулась на кухню и налила полный стакан вина. Даже если Артур заметит, насколько убавилось в бутыли, разве станет меня упрекать? Сам он просто не может себе позволить спаивать меня… Я выпила стоя – залпом. Не за чье-то здоровье и не поминая кого-то… Мне просто хотелось ненадолго ощутить ту небесную легкость, которую обещает опьянение. В конце концов, я уже совершеннолетняя, имею право… Хотя была бы жива мама, вряд ли мне захотелось бы этого, ведь с ней и так жилось легко. По крайней мере, не было горя, которое норовит сплющить тебя, как многотонный пресс.

Вино не обмануло… Заволновалось сердце, смягчились мысли, поплыли медленно, наползая друг на друга, как медузы в морской волне. Поедем ли мы на море еще когда-нибудь?

На ослабевших ногах я кое-как добрела до дивана, на котором спал Артур. Его невероятное лицо казалось печальным, хотя днем он силился улыбаться, чтобы не огорчать меня. Когда мужчина, любивший твою маму, после ее смерти становится лучшим другом, можно ли считать это везением? Не думаю. Но мы сработались с ним и, хоть пока я так и не решилась стать его официальной помощницей в Следственном комитете, Логов как-то уладил с руководством, чтобы мое появление на месте преступления ни у кого не вызывало приступа ярости. И даже выплачивает мне «гонорар» как частному сыщику – мне ведь нужно на что-то жить…

Эти проблемы решила бы продажа особняка, доставшегося мне в наследство от отца, но мне просто до дрожи хочется организовать там собачий приют. В память о маме, с которой мы вместе заботились о бездомных бедолагах… Артур эту идею поддержал – ему до сих пор не удалось забыть голубые глаза Моники, которую выгулял однажды, но не сумел приручить – эта собачка боялась всех просто панически и без конца оглядывалась на него с ужасом и мольбой: «Только не бей меня…»