Энн Перри - Пожар на Хайгейт-райз

Энн Перри

Пожар на Хайгейт-райз

Посвящается Мег Макдональд в благодарность за ее дружбу и неизменную веру в меня, а также Мег Дэвис за ее дружескую помощь, советы и труды

Anne Perry

HIGHGATE RISE

Copyright © 1991 by Anne Perry

© Данилов И., перевод на русский язык, 2014

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2014

Глава 1

Инспектор Томас Питт смотрел на дымящиеся руины дома, не замечая потоков дождя, от которых уже весь промок насквозь, так что даже волосы прилипли ко лбу, а капли просачивались между поднятым воротником и толстым вязаным шарфом и леденили спину, стекая вниз. Он все еще чувствовал жар, исходящий от развалин почерневших кирпичей. Дождевая вода капала с разрушившихся арок и шипела, попав на угли, от которых поднимались завитки пара.

Даже по тому, что осталось от дома, было видно, что это было красивое здание, чье-то жилище, добротно построенное и изящное. Теперь от него мало что осталось, разве что помещения для слуг.

Стоявший рядом с ним констебль Джеймс Мёрдо неуклюже переступил с ноги на ногу. Он служил в местном полицейском участке, хайгейтском[1], и его возмущало решение начальства вызвать инспектора из города, из главного уголовного полицейского участка на Боу-стрит, пусть даже такого знаменитого, как Питт. У хайгейтских полицейских едва ли были шансы самим заняться расследованием этого дела; но, по мнению констебля, не было никакой надобности уже сейчас посылать за помощью, чем бы ни обернулось впоследствии это дело. Но его мнение было проигнорировано – и вот он, Питт, стоит тут, неряшливый, непричесанный, плохо одетый, если не считать отличных сапог. Карманы раздуты от набитого в них разнообразного барахла, перчатки старые и поношенные, а лицо перемазано сажей и все в горестных морщинах.

– Думаю, это где-то в полночь началось, сэр, – произнес Мёрдо, желая показать, что ребята из его участка уже проделали все, что от них можно было ожидать. – Пожар заметила некая мисс Долтон, она живет дальше, на Сент-Олбанс-роуд. Заметила пламя, когда проснулась ночью, примерно в четверть второго. Тут уже все здорово горело, и она подняла тревогу, послала свою горничную к соседу, полковнику Анстратеру. У него имеется этот… телефонный аппарат. Они были застрахованы, так что пожарная команда прибыла примерно через двадцать минут, но уже ничего не смогла сделать. К тому времени главная часть дома уже пылала вовсю. Воду они брали из хайгейтских прудов, – он махнул рукой в сторону, – это вон там, за полями.

Питт кивнул, стараясь запомнить развернувшуюся перед ним картину. Страх и обжигающий жар, вынудивший собравшихся отступить подальше от огня, беспокойно ржущие лошади, брезентовые ведра с водой, что передавали из рук в руки, – все это было совершенно бессмысленно и безнадежно. Скоро все здесь будет охвачено дымом и пламенем, вздымающимся до небес, балки с грохотом обрушатся, рассыпая вокруг искры, улетающие в темноту. Запах горелого плотно стоял в воздухе, от него слезились глаза и першило в горле.

Неосознанным движением Томас стер со щеки клок сажи, чем сделал только хуже.

– А что насчет тела? – спросил он.

Чувство обиды и соперничества исчезло, как только Мёрдо вспомнил пошатывающихся пожарных, вытаскивающих из развалин носилки. У всех у них были бледные лица. На носилках лежали жуткие останки погибшей, обгоревшие так страшно, что это уже не было целым телом – и тем не менее как ни странно и ужасно, еще узнаваемые как человеческие. Отвечая инспектору, Мёрдо вдруг обнаружил, что голос у него дрожит.

– Мы считаем, что это миссис Шоу, сэр; жена местного врача, он же владелец дома. Он также служит полицейским хирургом. Мы вызвали врача общей практики из Хэмпстеда, но он немногое смог сообщить. Да я и не думаю, что кто-то на его месте сделал бы лучше. Доктор Шоу сейчас у соседей, у мистера Эймоса Линдси. – И он кивком указал в сторону Хайгейт-райз[2] и Уэст-Хилл. – Вон в том доме.

– А он не пострадал?

– Нет, сэр. Он был на выезде, по вызову. Женщина рожала, и доктор Шоу пробыл там большую часть ночи. И узнал о пожаре, только когда возвращался домой.

– Слуги? – Питт отвернулся наконец от пожара и посмотрел на Мёрдо. – Кажется, та часть дома пострадала менее всего.

– Да, сэр. Все слуги успели выбраться, но у дворецкого сильные ожоги, он сейчас в больнице. В лазарете Святого Панкраса, это сразу к югу от кладбища. Кухарка в шоке, за ней присматривает родственница, она живет на Севен-Систерз-роуд. Горничная все время плачет и говорит, что ей ни за что не следовало приезжать сюда из Дорсета и что она хочет вернуться обратно домой. Повседневная же прислуга приходит только днем.

– И с ними все в порядке? Никто, кроме дворецкого, не пострадал? – еще раз спросил инспектор.

– Совершенно верно, сэр. Пожар возник в главной части дома. Крыло, где обитают слуги, занялось в последнюю очередь, так что пожарные успели всех их вывести. – Констебль передернулся, несмотря на жар, исходящий от тлеющего дерева и раскаленных руин перед ними.

Слабый сентябрьский дождичек уже стихал, на небе появилось водянистое послеполуденное солнце, осветив деревья за полями, лесок, именуемый Бишопс-вуд. Ветер дул слабый, с южной стороны, от огромного города Лондона, где расстилались Кенсингтон-гарденз[3], в которых вовсю цвели цветы, гуляли гувернантки в накрахмаленных фартуках, ведя по дорожкам своих подопечных детишек, а оркестры исполняли завлекательные мелодии. По Мэллу[4] катили экипажи, и роскошно одетые леди махали друг другу ручками и демонстрировали последние модели шляпок, а любящие порисоваться леди с менее незапятнанной репутацией скакали легким галопом по Роттен-роу[5] и строили глазки джентльменам. Королева, по-прежнему одетая во все черное, заперлась в Виндзорском замке и продолжала скорбеть и оплакивать принца Альберта[6], умершего двадцать семь лет назад. А в темных переулках Уайтчепела[7] какой-то безумец расчленял женщин, уродовал им лица, оставляя их тела на тротуарах в ужасном виде, все в крови. Пресса скоро окрестит его Джеком Потрошителем.

Мёрдо сгорбился и надвинул свой шлем поглубже.

– Только миссис Шоу погибла, инспектор. А пожар, как представляется из того, что нам известно, начался одновременно по крайней мере в четырех разных местах – и сразу же охватил весь дом, словно портьеры облили ламповым маслом или керосином. – Его юное лицо напряглось и застыло. – Можно, конечно, случайно пролить масло на портьеры, но не в четырех же разных комнатах, чтобы все они загорелись в одно и то же время и чтобы никто об этом не знал. Видимо, это был преднамеренный поджог.

Питт ничего на это не сказал. Все потому, что это было для него просто невыносимо – стоять здесь, в изуродованном садике, рядом с этим ретивым и недовольным юным констеблем с испачканным сажей лицом и глазами, широко распахнутыми от шока и жалости в результате того, что он тут увидел.

– Вопрос в том, – произнес Мёрдо, – кого намеревались убить – миссис Шоу или самого доктора?

– Тут, видимо, имеется и множество других вопросов, на которые нам придется искать ответы, – мрачно ответил Питт. – А начнем мы с пожарного начальства.

– У нас есть его рапорт, сэр, он в полицейском участке. Это примерно в полумиле вверх по дороге. – Мёрдо говорил немного скованно, снова вспомнив своих коллег и их недовольство.

Томас последовал за ним, и они в молчании двинулись в путь. Несколько бледных листьев пролетели по вымостке, мимо проехал двухколесный кеб с кучером сзади. Дома здесь были солидные. В них жили весьма респектабельные люди с деньгами – жили в уюте и со значительными удобствами, – на западной стороне дороги, ведущей к центру Хайгейта с его общественными зданиями, конторами адвокатов, магазинами, водоочистной станцией, Понд-сквер и огромным аккуратным кладбищем, простирающимся далеко к юго-востоку. Позади домов с обеих сторон виднелись поля, зеленые и молчаливые.

В полицейском участке Питта встретили очень вежливо, но по усталым лицам полицейских и по тому, как молодые, как прежде Мёрдо, избегали встречаться с ним взглядами, Томас сразу понял: они недовольны тем, что пришлось его сюда вызвать. Во всех полицейских участках Лондона не хватало людей, и всем полицейским отменили отпуска с целью собрать и направить в Уайтчепел как можно больше людей, чтобы наконец разобраться с чудовищными убийствами, которые потрясали весь Лондон и занимали первые полосы газет по всей Европе.

Рапорт брандмейстера был уже выложен на стол суперинтенданта, расчищенный специально для Питта. Тут же стоял и сам суперинтендант – седовласый, спокойный, уравновешенный и такой вежливый, что это только усиливало, но никак не скрывало его недовольство. На нем был чистенький мундир, но лицо носило явные следы усталости, а на руках были заметны ожоги, которыми у него не было времени заняться.