24 - Зойка-пересмешница

Зойка-пересмешница

24

Красивое

Красивого в Детройте мало, но майка у Джорджины красивая. Украденная, конечно, впрочем, ей она больше идёт. Тому канадцу не следовало так долго спать в своём номере. Ебала она его столько ждать, поэтому и вопросы порешала сама: вытащила из кошелька триста баксов, двести по прайсу — за ночь в обществе такой прелестной дамы, как Джорджина, а сотня — процент сверху за то, что любит вставлять под хвост, а не куда природой задумано. Ну и майку на память прихватила.

Тельце у проститутки худенькое, маленькое, благодаря нему она до сих пор ловко выдаёт себя за двадцатилетний свежачок, хотя соскреби тоналку — и морщины сыщутся, и носогубные складки чётко отразят истинный возраст в тридцать плюс лет, а ещё оспины эти ужасные, отметины былых прыщей, которые ковыряла в юности. Поэтому Джорджина красится и красится усердно.

Из номера она ретировалась и привела себя в порядок в гостиничном туалете. Много пудры, много румян, слишком много туши на рыжие ресницы — и если смотреть издалека совсем студентка, а то и школьница. У неё подходящая юбка — джинсовая, вполне приличная. И кеды на ногах. А откровенный топ на птичьей груди она скрыла чужой, мужской футболкой: по модному завязала узлом к низу, чтобы вдоль надписи Dsquared пошли симпатичные складки.

Обычное

Обычный день, серая пелена утренней улицы. Вокруг взведённой эрекцией восстают небоскрёбы, но половина из них заброшены, а среди тех, в которых теплится жизнь, необходимо разбираться: в здании, из которого она вышла, к примеру отель — нормальный такой, городской, а не траходром дальнобоев на трассе; но другие дома, с виду кажущиеся освещёнными, могут быть притонами, а там и нарики эти долбанные, и вонючие бомжи. Джорджина, когда только перебралась в Детройт, ночевала в парочке подобных мест. Нет, не понравилось, и трихомониаз лечить долго и дорого.

Она сама вообще-то из Дакоты, из Касселтона. Это такой крошечный городок на две с половиной тысячи жителей, где все всё друг про друга знают, но делают вид, что не знают. Поэтому, когда в тринадцать лет сожитель матери впервые изнасиловал Джорджину, а та орала, как резанная, никто из соседей и ухом не повёл — обычное дело, целку разрабатывают.

Опасное

Опасностей в шлюшьей работе хватает. Как-то ей попался клиент, которому нравился вид крови. Она его обрадовала, у неё как раз шла менструация. Секс, кстати, был неплохим: обычно Джорджина отключалась в процессе, представляя, как сумма в коробке из-под печенья под её кроватью достигнет нужной для переезда в Канаду, но тогда даже активность проявила — мужчина был нежным, ласковым и крутил её в тех позах, когда смотреть на окровавленный член удобнее всего. А перед тем, как кончить в презерватив, возьми и чиркни её перочинным ножиком по брюху. И стонал ещё, кабан жирный, от удовольствия. Она взяла с него двойную плату с воплями «За порчу имущества!».

Её типаж — это дядьки постарше. Это они чаще всего падки на педофильский видок Джорджины, да и деньги у тех водятся. Обычно канадцы, тут до Большого Белого Брата несколько миль и всего один мост, но сейчас, с новой госпрограммой по привлечению в Детройт малого и крупного бизнесов, приезжих американцев расплодилось вдоволь. Один ей, неуклюже трахнув, заливал соловьём, как на окраинах можно купить недвигу всего за бакс, если подмазать кому надо. Ага, подмажь тут, когда она с трудом смогла выбить из страховой положенного ей стоматолога.

Страшное

Джорджина уверена, всё самое страшное с ней уже случилось. Она целых шесть лет терпела побои и насилие со стороны сожителя матери, с молчаливого согласия той, пока не свалила нахрен. А потом даже вычитала в умном журнале, что весь ужас кроется в предательстве, мол, мамаша тебя подвела, не сказав ни слова, и от этого в разы больнее. Ну-у чёрт его знает, решила она тогда. Вякни что мать против потного борова, ей бы тоже досталось, и не видать матери ни денег, ни очередной дозы Дезоксина, на котором та плотно сидела.

Но Джорджина ещё не в курсе, коробка из-под печенья, усыпанная мятыми банкнотами, ей не пригодится: всё самое страшное ждёт женщину этим вечером, тот планирует стать последним.

* * *

В среднем люди могут найти одной и той же части тела примерно десять литературных эпитетов, словно экзамен сдают. Некоторые из них будут синонимами — такие, как «ровный» или «прямой». Остальные не прольют никакого света на словесный портрет.

— Нос?

— Нос?.. Обычный. Наверное… Я не знаю. Европейский, мне кажется?.. — Девушка вопросительно посмотрела на психолога и та, следуя правилам, ободряюще похлопала по руке.

— Какие-то особые приметы?

— Он такой был… не толстый, а широкий. Я не видела толком, в темноте.

— Мордастый? — Подсказала художник-криминалист.

— Точно!

— Усы? Щетина? Борода?

— Не-е-ет… — девушка проблеяла это жалобно, разочарованная собой, словно это её и только её вина, что у преступника отсутствуют характерные приметы, — наоборот чисто выбрит. Он… ну… ну, когда он целовал меня, я же чувствовала. — Раздался звук, похожий на скрип старого крана, который решили открыть. Сначала тихо, потом громче, пока по лицу жертвы не потекли слёзы, и сама она не начала шумно и часто всхлипывать.

— Милая, вы ни в чём не виноваты, — психолог сжала ладонь девушки ещё крепче и чуть тряхнула, приводя в чувства, — простите нас, что мы вынуждены составлять фоторобот и задавать вам все эти вопросы прямо сейчас. Она повернула голову в сторону коллеги, — Уокер, вы закончили?

— Да. — Виктория отложила стилус и планшет и повернула монитор в их сторону. — Возраст около двадцати-двадцати пяти лет, белый, рост примерно шесть футов, короткая стрижка-ёжик, волосы тёмные, широкое лицо, скорее всего есть намёки на второй подбородок, массивная шея, нижняя челюсть дряблая и вдавлена. — От рваного всхлипа она нахмурилась и повернулась к жертве, — пожалуйста, прекратите. Здесь, в этой комнате, волноваться не о чем. Всё, что случилось, уже случилось.

Психолог Мирайя Хали недовольно зыркнула на криминалиста, во взгляде читалось «Заткнись», но, к удивлению зрелой дамы, именно слова Вики послужили спусковым крючком спокойствия. Девушка за столом неуклюже собралась и стала выглядеть утешенной, хотя утешать в рабочие задачи Виктории не входило.

Уокер слаба по части утешения, и всегда такой была. Да, мир не справедлив, в нём каждый день гибнут люди, и далеко не всегда это плохие люди. Всех не спасти, убиваться из-за каждого — заработать себе