Анастасия Эльберг - Запах безумия Страница 3

— Идем , — повторяет она.

Я смотрю на нее, отчаянно пытаясь сфокусироваться и поймать хотя бы одну из мыслей, которые вихрем носятся в моей голове. Мысли, ощущения, реальность, фантазии, прошлое, настоящее — все перепуталось, дикая свалка, куда нельзя ступить без страха, что набьешь шишку или, чего доброго, сломаешь ногу. Да, похоже, она действительно переборщила: явный признак — цвета окружающих меня предметов кажутся ярче, а если долго смотреть на них, меняются на противоположные. Даже у Галлы не получалось сотворить со мной такое.

Галла. Вот оно что. Я до сих пор стою без движения и смотрю на Дору, а она, в свою очередь, наблюдает за мной. Этот ее запах… эта нотка безумия есть всегда, но она каждый раз другая. Не та, которая мне нужна. Ту, которая мне нужна, я ищу уже давно, но до сих пор не нашел. Находил что-то похожее, но все не то. Я бы все отдал за то, чтобы вернуть те ощущения хотя бы на минуту, хотя бы на долю секунды. Я знаю, что не найду их, но все равно ищу, ищу и ищу… какая-то больная одержимость. Так не должно быть. Это самообман. Та, что нужна мне, умерла много сотен лет назад, и ее уже не вернуть. Так что же я здесь делаю?

Дора снова улыбается мне. На этот раз, это не улыбка красивой смертной женщины, которую привыкли видеть окружающие. Это улыбка вакханки: обещающая, соблазнительная, манящая. Улыбка, перед которой не может устоять ни один мужчина, будь он смертным или бессмертным. Та самая, которая никогда не появится на губах смертных женщин. Они не знают тех тайн, которые известны жрицам Диониса — тех, которые вакханки когда-то, очень давно, открывали нам, когда мы были еще почти детьми. Так они улыбались, когда восхваляли своего Бога, когда танцевали обнаженными под полной луной. Улыбка существа, для которого нет границ — и оно докажет вам это, стоит лишь только заявить о своем желании.

Мне хочется ударить ее, отхлестать по щекам — что она о себе возомнила, какое она имеет право даже думать о том, что похожа на Галлу? У них нет ровным счетом ничего общего. Галла была совсем другой, для меня она была богиней, все остальные достойны разве что того, чтобы подносить ей еду… но Дора, похоже, не собирается торопить меня. Она откидывает голову назад и демонстрирует мне шею, тонкую жилку, едва заметно бьющуюся под ниткой жемчуга.

— Представь , — говорит она мне.

Я не понимаю, что я слышу — ее голос или же ее мысли.

— Ты никогда не будешь такой, как она.

— Это не важно… просто представь.

У нее очень горячая кожа: температура тела вакханок выше температуры смертных и, конечно, намного выше нашей. Она обнимает меня за шею и прикасается к моим губам: осторожно, так, будто пробует на вкус. Медленная, вялотекущая игра, любовь к которой мы с ними всегда разделяли, может длиться долго, нам вполне по силам провести так несколько часов, дразня друг друга и не давая приблизиться слишком близко. Но медленной игры сегодня мне не хочется. Мне вообще не хочется играть. Взгляд мой прикован к этой тоненькой жилке на ее шее. Будь я вампиром, я мог бы попробовать уже сейчас… но я не вампир. К счастью или к сожалению.

Дора пытается приподняться для того, чтобы поцеловать меня еще раз, но я отталкиваю ее. Наверное, это получается у меня слишком грубо, так как в ее взгляде на секунду мелькает растерянность, но уже через мгновение на ее лицо снова возвращается знакомая мне улыбка.

— Хорошо, — говорит она. — Хочешь так — будет так.

Ее аккуратная прическа растрепалась, волосы застилают лицо, она говорит мне что-то на незнакомом мне языке, иногда перемежая иностранные слова со знакомыми мне французскими. Пытается оттолкнуть меня, потом снова обнимает, говорит, что уже не может дышать, что вот-вот умрет, если я сейчас же не остановлюсь. В каком-то смысле этих слов она права: сердце ее (не без помощи нескольких капель настойки, которые она себе позволила) бьется чересчур быстро… но недостаточно быстро, еще совсем немного.

— Ах, Винсент, — выдыхает она — пожалуй, самое осмысленное за все это время. — Так нельзя… подожди минутку, я прошу тебя… так ведь…

И, не договорив, снова роняет голову на покрывало, сжимая в пальцах холодный шелк. Я осторожно убираю волосы с ее шеи и прикасаюсь к коже.

— Пей, — шепчет она мне на ухо, обнимая меня за плечи. — Чего же ты ждешь? Пей…

У нее смуглая кожа, и белоснежный жемчуг удачно ее оттеняет. Я подцепляю пальцем ожерелье, убираю его в сторону, наклоняюсь к ее шее, в очередной раз вдыхаю запах, прокусываю кожу в ожидании знакомых ощущений… и не чувствую ровным счетом ничего . Ее кровь кажется мне хорошим вином — но и только. Я делаю несколько глотков, поднимаю голову и недоуменно изучаю ее лицо.

— Это было замечательно, — говорит мне Дора. Она делает мне знак наклониться снова и слизывает остатки крови с моих губ. — Тебе тоже понравилось?

Мысли становятся ясными. Секунда — и я трезв, как стекло. Может, мне показалось? Из ранок на ее шее до сих пор течет кровь, и я думаю о том, что стоит попробовать еще раз, но понимаю, что это не имеет смысла. Сколько раз я пытался почувствовать вкус крови вакханки во сне, хотя прекрасно знал, что этих ощущений я восстановить не смогу? Тысячу? Миллион?

— Все в порядке? — снова нарушает тишину Дора и гладит меня по волосам.

— Да, все хорошо.

Она опять улыбается. Теперь это самая обычная улыбка — сотни таких можно увидеть на лице женщин в толпе или на лице моделей с обложек модных журналов.

— Хочешь еще?

— Я хочу пить.

— Ну так пей, — смеется она и в очередной раз подставляет мне шею.

— Нет, — качаю головой я. — Я хочу воды. Просто стакан воды.