Артём Кобзев - Эрос за китайской стеной Страница 3

Первородная стихия китайской иероглифики нагляднейшим образом запечатлела единство личностного и порождающего. Пиктограмма, прародительница иероглифа «шэнь», обозначающего личность, но также и тело как целостный и самостоятельный духовно-телесный организм, изображала женщину с акцентированно выпяченным животом и даже выделяющимся в животе плодом. Отсюда и сохраняемое до сих пор у «шэнь» значение «беременность». Для сравнения отметим, что носителям русского языка самоочевидна сущностная связь понятий жизни и живота («живот»), а носителям немецкого — понятий тела и живота («Leib»).

Понимание человека как субстантивированной и индивидуализированной жизни логически связано с китайским способом отсчитывать его возраст не с момента выхода из утробы матери, а с момента зачатия, ибо, действительно, тогда возникает новый комок жизни. Подобным пониманием человека обусловлено и традиционное для Китая представление (кстати сказать, достаточно проницательное и подтвержденное современной наукой) о том, что его обучение начинается, как сказано в «Троесловном каноне» («Сань цзы цзин»), «во чреве матернем еще до рождения» /4, с. 29/. Находящееся в материнском лоне существо может быть «обучаемо» хотя бы потому, что уже в самом его семени-цзин с телесностью слита воедино духовность.

«Цзин» — специфический и весьма труднопереводимый термин. Его исходное значение — «отборный, очищенный рис» (см., например, описание меню Конфуция в «Суждениях и беседах» — «Лунь юй», X, 8 /10, с. 56/). Расширившись, оно обрело два семантических полюса: «семя» (физическая эссенция) и «дух» (психическая эссенция). Таким образом, понятие «цзин» выражает идею непосредственного тождества сексуальной и психической энергий. Закрепленная термином «либидо», аналогичная фрейдистская идея, после многовекового освященного христианством противопоставления сексуального и духовного начал как двух антагонистов, стала для Европы откровением, хотя для ее «языческих» мыслителей она была достаточно очевидной. На подобной основе зиждились китайские, в особенности даосские, теории продления жизни посредством накопления анимосексуальной энергии.

Следует сразу отметить, что стандартный западный перевод иероглифа «цзин» словом «сперма» не точен, поскольку этот китайский термин обозначал семя вообще, а не специально мужское. Семя-цзин — это рафинированная пневма-ци, которая может быть как мужской (ян ци, нань ци), так и женской (инь ци, нюй ци). В книге книг китайской культуры «Чжоу и» («Чжоуские перемены», или «И цзин» — «Канон перемен», «Книга перемен», VIII IV вв. до н. э., подробно см. /14/), например, говорится: «Мужское и женское /начала/ связывают семя (гоу цзин), и десять тысяч вещей, видоизменяясь, рождаются». («Комментарий привязанных афоризмов» — «Си цы чжуань», II, 5.) В целом же роль семени-цзин в «Комментарии привязанных афоризмов», важнейшем философском тексте «Чжоуских перемен», определяется так: «Осемененная пневма (цзин ци) образует /все/ вещи» («Си цы чжуань», 1, 4). Там же имеется и ряд пассажей, в которых иероглиф «цзин» обозначает дух, душу, разум: «Благородный муж… знает, какая вещь произойдет. Разве может кто-либо, не обладающий высшей разумностью (цзин) в Поднебесной, быть причастен этому?» (1, 10); «Разумная справедливость (цзин и) проникает в дух (шэнь)» (II, 5).

Согласно даосским концепциям, выраженным в энциклопедическом сочинении II в. до н. э. «Хуайнань-цзы» («Учитель из Хуайнани»), семя-цзин и в космологической, и в антропологической иерархии занимает срединное положение между духом-шэнь и пневмой-ци, в космосе оно формирует солнце, луну, звезды, небесные ориентиры (чэнь), гром, молнию, ветер и дождь, а в человеке — «пять внутренних органов» (у цзан), которые, в свою очередь, находятся в координации с внешними органами чувств /20, с. 100, 120–121; 9, с. 53/. Поскольку семя-цзин является квинтэссенцией пневмы-ци (на графическом уровне эту связь выражает наличие общего элемента «ми» «рис» у знаков «цзин» и «ци»), его можно рассматривать как особый вид ци.

В данном контексте положение из «Хуайнань-цзы»: «Когда цэин наполняет глаза, они ясно видят» /20, с 121/ — полностью совпадает с мнением древнегреческих стоиков: «Зрение — это пневма, распространяющаяся от управляющей части (души — А.К.) до глаз», воспроизводящая часть души — это «пневма, распространяющаяся от управляющей части до детородных органов» /1, с. 491–492/, и в особенности Хрисиппа (III в. до н. э.): «Сперма есть пневма» или «Семя есть дыхание» (Диоген Лаэртский, VII, 159) /5, с. 293/, а также со взглядами на этот предмет Аристотеля: «Половое возбуждение вызывается пневмой (воздухом)» («Проблемы», 1, 30, цит. по /8, с. 343, N 528/).

Древнегреческий термин «sperma», как и китайский «цзин», обозначал не только мужское, но и женское семя, в отличие, например, от термина «thoros» («thore»), относившегося только к мужскому семени. По-видимому, в древности общераспространенным было представление, что для зачатия требуется соединение мужского и женского семени (см., например, у Демокрита /8, с. 210, N 12, с. 343–345, NN 529–533/). В качестве последнего Аристотель рассматривал месячные выделения. Древнегреческими философами, разумеется, обсуждался и вопрос о локализации спермы в человеческом организме. Как на места ее зарождения они указывали на матку и perineos (мужской аналог матки), на головной и спинной мозг и даже на все тело (см. /8, с. 343, NN 523–525/).

Стояла перед древнегреческими философами также проблема соотношения спермы и души, но это была именно теоретическая проблема, а не факт языковой семантики. Пифагор считал сперму струей мозга, а душу — присущим ей горячим паром (Диоген Лаэртский, VIII, 28) /5, с. 314/, Левкипп и Зенон Китийский (IV–III вв. до н. э.) утверждали, что «сперма — клочок души» /8, с. 343, N 522/ (ср.: Диоген Лаэртский, VII, 158 /5, с. 293/), а Гиппон (V в. до н. э.) прямо отождествлял душу со спермой (Аристотель. «О душе», кн. 1, гл. 2, 405, в 1–6) /2, с 378/. С точки зрения Аристотеля, сперма потенциально предполагает душу («О душе», кн. II, гл. 1, 412 в 26–30) /2, с. 396/, тогда как цзин, наоборот, потенциально предполагает тело.

Наконец, термин «сперма» в древнегреческих текстах имел и самое общее значение, сопоставимое со значением «цзин» в афоризмах «Си цы чжуани»: «Осемененная пневма (цзин ци) образует /все/ вещи» — или «Гуань-цзы» («Учитель Гуань», IV–III вв. до н. э.): «Наличие семени (цзин) означает рождение всякой вещи. Внизу рождаются пять злаков. Вверху образуются ряды звезд. Если /семя/ распространяется между небом и землей, это будут нави и духи. Если же /оно/ сокрыто в груди, это будет совершенномудрый человек» /15, с. 268/ (ср. /6, т. 2, с. 51/). Но если в самом общем значении — «семя всех вещей» китайский термин «цзин» сближался с понятием воздуха или чего-то воздухоподобного (ци), то его греческий аналог «сперма» в сходном значении скорее сближался с понятием воды или влаги (Фалес, А 12; Гераклит, В 31; Эмпедокл, А 33) /12, с. 109, 220, 356/, хотя в более узком, сексуальном, смысле, как мы видели, мог связываться и с воздухоподобной пневмой.