Алина Кускова - Вам хорошо, прекрасная маркиза?

Алина Кускова

Вам хорошо, прекрасная маркиза?

© Кускова А., 2014

© Оформление. ООО Издательство «Эксмо», 2014

Глава 1

Все хорошо, прекрасная маркиза, Дела идут и жизнь легка

В декабре в театре всегда витал запах мандаринов. По утрам проводили новогодние утренники, на которых детям в театральном фойе, где установили огромную наряженную елку, упирающуюся макушкой в потолок, вручали подарки. Они, возбужденные и восторженные, тут же на месте разрывали красочные упаковки и, как саранча, поедали сладости и фрукты. А потом, довольные, сидели на спектакле и хлопали в ладоши. И это создавало необыкновенно праздничную атмосферу, одновременно уютную и торжественную.

Я пробиралась к Заславскому, чтобы позвать его на последнюю примерку фрака, в котором он должен был играть вечерний спектакль. Навстречу бежала толпа дошкольников. С криками:

– Не так! Не так! Ты пел неправильно про елочку!

– Плохой Дед Мороз!

– Он ненастоящий!

Впереди детей бежал запыхавшийся Заславский, поддерживая полы длиной красной шубы. Я поняла, что он по традиции переврал слова известных детских песен, за что ему досталось от ушлой ребятни. Да, у нас замечательные артисты в театре! Ну есть у них свои маленькие слабости. Пожилого актера подводила память. Но на взрослых постановках он всегда выкручивался, заменяя забытые фразы на схожие реплики из разных спектаклей и фильмов. С детскими так не получалось, за что Заславский и получал. Я встала впереди бегущей на меня детворы и заслонила от них артиста. Пока за углом он отдышался, я сказала детям, что настоящий Дед Мороз только что зашел в зрительный зал. И они дружно побежали туда.

Заславский поблагодарил меня и поклялся, что это был последний спектакль в его жизни.

А вечером состоялась демонстрация на сцене первого сшитого мною фрака. Ну почти только одной мной. Ведь я тоже много сделала, чтобы он появился на Заславском.

– Лорд Гринворд, что с вами?

– Леди Риана, я болен!

– Ах, лорд Гринворд, насколько серьезен ваш недуг?!

– Леди Риана, он разбил мне сердце! Парализовал душу, атрофировал мозги.

Бум-с! И лорд Гринворд припадает на колено, одной рукой держась за сердце, а вторую протягивая леди Риане. Я вздрагиваю, вспоминая, как в прошлый раз Заславского прихватил радикулит и пришлось вызывать «Скорую помощь».

– «Я старый солдат и не знаю слов любви»…

Фраза из другого спектакля – Брэндона Томаса «Тетка Чарлея».

О! Только этого не хватало! Заславский снова забыл текст и занялся самодеятельностью. Привычка цитировать фразы из известных кинофильмов и спектаклей скоро выйдет ему боком. Режиссер его убьет. Нет, скорее, уволит, что грозился сделать пару дней назад. И кому будет нужен шестидесятилетний артист, умеющий только паясничать на сцене? Мне искренне жаль Заславского, хоть артист он средний, но человек-то хороший.

– Катерина, вот ты где…

Ко мне за кулисы подплыла Ванда Вольфовна с неизменной сигаретой в зубах. Сигарета ненастоящая, эрзац, моя руководительница и по совместительству главная костюмерша театра в который раз бросала курить.

– «Я старый солдат и не знаю слов любви»…

Его что, заклинило?!

– Старый дурак, – ехидно бросила Заславскому на сцену Ванда Вольфовна и улыбнулась. Сигарета при этом грозила вывалиться, но чудом удержалась в ее желтых зубах.

– Старый дурак, – повторил за ней Заславский и повернулся в нашу сторону.

Ванда Вольфовна знала реплики наизусть. Ее покойный муж, которого я в живых не застала, подрабатывал написанием сценариев. И этот спектакль о неземной любви старого лорда и пожилой леди сочинил именно он.

– Я старый дурак, – ехидничала Ванда Вольфовна, оттягивая подсказку.

– Я старый дурак, – покорно повторил Заславский, понимая, что угодил в ловушку.

– «И готов бросить к вашим очаровательным ножкам весь мир», – процитировала, смягчаясь, Ванда.

– Я готов забросить весь мир…

Заславский в своем репертуаре! Опустил пару слов, и фраза приобрела совершенно иной смысл.

– Ноблесс оближ, леди Риана. Перевожу – благородство обязывает.

– Вы весьма благородны, лорд Гринворд…

– Катерина, пойдем!

– Еще немного, Ванда Вольфовна! Еще чуть-чуть, – прошу я.

Нет, не из-за Заславского, безбожно перевирающего дальше текст, я хотела задержаться за кулисами. Тот, на кого я время от времени поглядывала, сидел в первом ряду зрительного зала и не сводил со сцены глаз. Серых, стальных, пронзительных. По большому счету, этого парня красавцем назвать можно было с большой натяжкой. Но что-то особенное и демоническое в нем явно присутствовало. Я заметила, что приходил он третий вечер подряд и неотрывно смотрел на актеров. Завзятый театрал? Вряд ли. Нормальный человек не пойдет третий раз на одну и ту же дурацкую постановку. Тем более что перед Новым годом полно премьер! Ох, извините меня, Ванда Вольфовна, но ваш муж шедевры явно не писал. Парень влюбился? Но в кого? В леди Риану? Ей тоже под шестьдесят. Ну не в Заславского же, в самом деле! Хотя между репликами леди Рианы и лорда Гринворда, появлялась смазливая горничная. Но я в третий раз внимательно наблюдала за реакцией сероглазого парня. Нет, не ради нее он здесь сидел.

– Катерина, пош-ш-ш-ли, – зашипела позади меня Ванда Вольфовна и потянула за блузку.

Я любила торчать за кулисами и наблюдать не за игрой актеров, а за тем, как на них смотрятся мои костюмы. Вообще-то я хорошо шью. Крою тоже сама. Всему этому меня научила бабушка, проработавшая всю сознательную жизнь в ателье женской одежды. Мама науку кройки и шитья постигать не стала, она работала экономистом, но всю жизнь мечтала о сцене. Благодаря ее связям я попала в этот театр. Благодаря Ванде я попала не на сцену в качестве статистки, а в пошивочный цех. Конечно, про цех это я слишком громко сказала. Мы обитали в двух больших комнатах, одна их которых была гардеробной, забитой сценическими костюмами.

Кинув последний взгляд на сероглазого, мучимая догадкой, что же ему на самом деле нужно в нашем средненьком театре, я пошла следом за Вандой. Мне предстояло отгладить костюмы к следующему выступлению. На этот раз на сцене собиралась блеснуть красотой и изяществом форм наша прима. Но не о ней речь.

Если кто-то подумал, что я завидовала ее красоте, то ошибся. Безусловно, я не являла собой образец Музы Микеланджело или красотку Мэрилин Монро, но определенный шарм у меня был. В результате чего к двадцати восьми годам у меня в наличии имелось дважды разбитое сердце, один вялотекущий роман и масса надежд на светлое будущее.