Рекс Стаут - И быть подлецом (сборник) Страница 3

Я подошел к ее ложу и пожал протянутую руку Маделин Фрейзер. Она улыбнулась. Ничего общего с проницательной улыбкой Деборы Коппел или синтетическим оскалом Билла Медоуза. Просто она улыбнулась именно мне.

Взгляд зеленовато-серых глаз не казался изучающим, хотя, вероятно, она меня изучала. Уж я-то точно ее изучал.

Она была стройной, но не худенькой и теперь, когда лежала на постели, выглядела высокой. Никакой косметики на лице, но отвести от него взгляд не тянет – очень неплохо для женщины под сорок, если не за сорок. Особенно в моих глазах, не склонных разглядывать дам, пересекших тридцатилетний рубеж.

– Вы знаете, – изрекла она, – я часто испытывала искушение… Принеси кресла, Билл. Искушение пригласить в свою программу Ниро Вульфа в качестве гостя.

Она говорила как опытный диктор: голос звучал естественно, но с такими интонациями, чтобы смысл дошел до самого неискушенного слушателя.

– Боюсь, – возразил я с усмешкой, – он не принял бы вашего предложения. Разве что вы провели бы провода в его кабинет, чтобы вести трансляцию оттуда. Он никогда не покидает дом по делу и крайне редко – для какой-либо иной цели.

Я опустился в одно из принесенных Биллом кресел, он сам и Дебора Коппел заняли два других.

Маделин Фрейзер кивнула:

– Да, я знаю.

Она повернулась на бок, чтобы видеть меня, не выворачивая шею. Под тонкой желтой тканью халата обозначился изгиб бедра, и теперь она выглядела не такой уж стройной.

– Это просто рекламный трюк или он действительно безнадежный домосед?

– Думаю, и то и другое. Он очень ленив и до смерти боится движущихся предметов, особенно тех, что на колесах.

– Изумительно! Расскажите мне о нем.

– Как-нибудь в другой раз, Лина, – вмешалась Дебора Коппел. – У мистера Гудвина есть к тебе предложение. И у нас завтра передача, а ты даже не взглянула на сценарий.

– Боже мой, уже понедельник?

– Понедельник, половина четвертого, – терпеливо ответила Дебора.

Торс примадонны радиосети резко принял вертикальное положение, как будто кто-то поднял его рывком.

– Что за предложение? – спросила она и снова улеглась.

– На мысль обратиться к вам его навело случившееся в субботу, – пояснил я. – Наша великая страна нанесла ему сокрушительный удар. Два удара. Мартовские корриды.

– Подоходный налог? Мне тоже. Но что…

– Хорошо сказано! – воскликнул Билл Медоуз. – Откуда вы это взяли? Это прозвучало в эфире?

– Насколько мне известно, нет. Я придумал это вчера утром, когда чистил зубы.

– Мы дадим вам за эту остроту десять баксов. Нет, погодите минутку. – Он повернулся к Деборе: – Какой процент нашей аудитории слышал о мартовских идах?[4]

– Полпроцента, – ответила она, словно цитируя опубликованные статистические данные. – Так что нет смысла!

– Могу скинуть вам за доллар, – великодушно уступил я. – Предложение мистера Вульфа обойдется значительно дороже. Как и все, кто платит налог по наивысшей ставке, он разорен. – Мои глаза встретились с взглядом зеленовато-серых глаз Маделин Фрейзер. – Он предлагает вам нанять его для расследования убийства Сирила Орчарда.

– О господи! – простонал Билл Медоуз, прикрыв ладонями лицо.

Дебора Коппел взглянула на него, затем на Маделин Фрейзер и глубоко вздохнула. Мисс Фрейзер покачала головой и постарела прямо на глазах. Теперь ей явно не помешала бы косметика.

– Мы избрали для себя, – заявила она, – единственно возможный выход – как можно скорее обо всем забыть. Эта тема вычеркнута нами из разговоров.

– Все это прекрасно и имело бы смысл, – согласился я, – если бы вашему правилу подчинились все, включая копов и газетчиков. Но разве людей заставишь не говорить об убийстве, даже самом заурядном? А это было чертовски эффектным. Возможно, вы сами не понимаете, до чего впечатляющим. Ваша программа выходит в эфир два раза в неделю и собирает у радиоприемников восемь миллионов американцев. Гостями в студии были «жучок» с ипподрома и профессор математики из крупного университета. И вдруг посреди программы один из них издает ужасные звуки прямо в микрофон и падает замертво. Причем умирает от яда, который принял прямо на передаче вместе с продуктом вашего спонсора.

Окинув взглядом приближенных, я снова обратил его к даме, возлежащей на кровати.

– Я знал, что могу столкнуться здесь с самыми разными мнениями, но, конечно же, не ожидал подобной реакции. Возможно, вам это неизвестно, но такое громкое убийство не исключишь из разговоров – и не только через неделю, но и через двадцать лет. Ведь остается открытым вопрос о том, кто подсыпал яд. И два десятилетия спустя люди все еще будут спорить, кто отравитель: Маделин Фрейзер, Дебора Коппел, Билл Медоуз, Натан Трауб, Ф. О. Саварезе, Элинор Вэнс, Нэнсили Шепард или Талли Стронг…

Дверь отворилась, и вошла женщина-борец, которая торопливо объявила:

– Здесь мистер Стронг.

– Пришлите его сюда, Кора, – велела мисс Фрейзер.

Я уже видел фотографии Талли Стронга в газетах. В основном он был похож на свои изображения – очки без оправы, тонкие губы, длинная шея и прилизанные волосы, – однако не выглядел таким туповатым и безликим, как на снимках. Все это я успел заметить, пока он здоровался, – еще до того, как Стронг повернулся ко мне.

– Мистер Стронг, – представила его мне Дебора Коппел, – секретарь совета наших спонсоров.

– Да, я знаю.

– Мистер Гудвин, – пояснила она ему, – пришел с предложением от Ниро Вульфа. Мистер Вульф – частный детектив.

– Да, я знаю. – И Талли Стронг мне улыбнулся. При таких тонких губах, как у него, трудно определить, не гримаса ли это, однако я решил, что улыбка, особенно когда он добавил: – Мы оба знамениты, не так ли? Конечно, вы привыкли к ослепительному свету огней рампы, а для меня это в новинку. – Он сел. – Что же предлагает мистер Вульф?

– Он полагает, что мисс Фрейзер должна нанять его для расследования убийства Сирила Орчарда.

– Чертов Сирил Орчард. – Да, определенно раньше была улыбка, а теперь – гримаса, и они совсем разные. – Чтоб он провалился в преисподнюю!

– Вряд ли ваше пожелание исполнимо, – возразил Билл Медоуз, – поскольку сейчас он, наверно, именно там и находится.

Проигнорировав его замечание, Стронг обратился ко мне:

– Мало нам неприятностей с полицией, так вы хотите, чтобы мы добровольно наняли того, кто нам их еще добавит.

– Неприятности неизбежны, – согласился я, – но ваша точка зрения недальновидна. Своими неприятностями вы обязаны тому, кто подмешал яд в «Хай-Спот». Как раз перед вашим приходом я объяснял, что неприятности будут длиться годами, если отравителя не поймают. Конечно, нельзя исключать, что убийцу изобличит полиция. Однако копы занимаются этим делом уже шесть дней, а особого успеха не добились, как вам известно. Указавший на виновного прекратит неприятности. Известно ли вам, что мистер Вульф собаку на этом съел, или нужно вдаваться в подробности?

– Я надеялась, – вставила Дебора Коппел, – что предложение мистера Вульфа будет конкретнее. Что у него есть… есть идея.

– Нет, – решительно ответил я. – Его единственная идея – запросить с вас двадцать тысяч долларов за то, чтобы он покончил с вашими неприятностями.

Билл Медоуз присвистнул. Дебора Коппел улыбнулась мне. Талли Стронг возмущенно воскликнул:

– Двадцать тысяч?!

– Это не ко мне, – процедила Маделин Фрейзер. Тон у нее был столь же решительный, как у меня. – Мне действительно нужно подготовиться к передаче, мистер Гудвин.

– Погодите минутку. – Я сосредоточил внимание на ней. – Покончить с неприятностями – это лишь один из пунктов, причем не главный. Взглянем на дело иначе. В результате этого происшествия вы и ваша программа получили бесплатную рекламу, не так ли?

Она издала стон:

– Реклама! Боже мой! И вы называете это рекламой?

– Так и есть, – упорствовал я. – Правда, негативную. И так будет продолжаться, нравится вам это или нет. Завтра на первой полосе каждой городской газеты появится ваше имя. Вы ничего не можете с этим поделать – но вам решать, что именно напишут о вас на первой полосе. Вам прекрасно известно, о чем станут распинаться газетчики при нынешнем положении дел. Но что, если вместо этого газеты объявят: вы пригласили Ниро Вульфа расследовать убийство гостя вашей программы, поскольку страстно желаете торжества справедливости? Журналисты обнародуют и условия сделки. Если мистер Вульф не сумеет найти убийцу и представить неопровержимые улики, вы только покроете издержки на расследование – отнюдь не раздутые, мы не раздуваем издержки, – и всё. Если же он преуспеет, то получит от вас вознаграждение в двадцать тысяч долларов. Так как насчет первой полосы? Какая это будет реклама – все еще негативная? Какая доля вашей аудитории – и вообще публики – не просто уверует в вашу невиновность, но и посчитает вас героиней, готовой пожертвовать целое состояние во имя справедливости? Девяносто девять с половиной процентов. Очень немногие сообразят, что и издержки на расследование, и вознаграждение вычтут из вашего подоходного налога и на самом деле вам придется заплатить около четырех тысяч долларов, никак не больше. В глазах общества вы будете уже не одной из подозреваемых в сенсационном убийстве, которую преследуют власти, – вы будете защитницей нации, преследующей убийцу. – Я развел руками. – И вы получите все это, мисс Фрейзер, даже если мистера Вульфа постигнет величайшая неудача в его карьере и вам придется лишь оплатить его расходы. Никто не сможет сказать, что вы не пытались. Для вас это выгодная сделка. Мистер Вульф почти никогда не берется за дело, зависящее от случайностей, но если ему нужны деньги, он нарушает правила, даже им самим установленные.