Другой - Саша Береста Страница 3

— И как же избавиться от эмоций? Мне действительно интересно, Голиаф.

— Я верю. Есть способ, — юноша продолжил уже значительно тише, — Нужен чистильщик. Я такой не один. Но таких, как я, запирают в психлечебницах, хотя на самом деле никто не знает, кто прав, а кто нет. Может, шизофрения это способ попасть в другую реальность, а не болезнь? Вы ведь знаете почему их запирают. Скажите мне… Я хочу услышать от вас.

— Они другие.

— Все верно. Другие. Может, они вовсе не сумасшедшие, как принято считать, а наоборот, гении?

Повисла напряженная пауза. Обдумывая все, что сказал юноша, старик подал голос первым:

— Вы говорили про чистильщика. Неужели вы думаете, что если убить всех, кто ярко выражает эмоции, мир станет лучше?

— Не обязательно убивать. Но нужно убрать.

— И женщин?

— Да.

— И детей?

— Да.

— И работяг?

— Да.

Мужчина, сильно озадаченный, опустил взгляд, раздумывая, и вскоре поднял глаза на юношу.

— Почему вы решили рассказать это мне?

— Я не знаю. Мне кажется, вы такой же, как я.

— Как вы это поняли? Интуиция?

— Возможно.

Старик хрипло засмеялся.

— Голиаф, у вас не может быть интуиции, вы ведь безэмоциональны!

— Так и есть. Вы меня подловили.

Мужчина, помолчав немного, заговорил:

— Позволите я расскажу вам историю про одного человека? — Абатуров заинтересованно склонил голову вправо, и незнакомец заговорил.

II

«Утро еще не успело настать, как из подъезда дома пять Кооперативной улицы вышел человек на вид лет двадцати пяти: лицо у него было светлое, но с чуть-чуть проступающим на впалых щеках румянцем, скорее вызванным холодным ветром. Всегда чуть опущенные веки и тонкая линия бледных губ, сложенных в вымученной улыбке, вызывали ложное впечатление о том, что Алексей Степаныч — обычный уставший работяга, снова всю ночь просидевший за бумагами, но на самом деле такое лицо было у него всегда, даже если он прекрасно выспался и был всем доволен, а настоящая улыбка редко появлялась на худом лице, иногда неровным особенно в районе щек, что самого юношу очень раздражало.

Пожалуй, единственное, что бросалось в глаза, стоило первый раз посмотреть на него — это поразительно ровный, среднего размера нос, который можно было оценить по достоинству только когда Алексей Степаныч поворачивался к собеседнику в профиль, иначе очертания чудесного носа сливались с цветом кожи и иногда его и вовсе было невозможно заметить, если, например, смотреть прямо Алексею в глаза, совершенно не разговорчивые. Они были готовы бесконечно слушать, «великодушно» сопереживая, но ничего не говорили о своем хозяине — они были задумчивы, умели вникать, но молчали. Молчали, как партизаны, которых научили не говорить ни слова даже под страхом смертной казни.

А все-таки был Алексей Степаныч интересный человек! Черты его лица были правильные, ровные, будто юный художник, не знающий пока о том, что человеку свойственно быть неидеальным, решился изобразить своего идола, своего великого Бога. Несмотря на ярко выраженные скулы, густые светлые брови и в меру длинные золотые волосы, что иной раз блестели, стоило свету упасть на них, вся его идеальная внешность оставалась незамеченной. Глянув на него во второй или третий раз, может, можно было бы заметить всегда вымытые, идеально зачесанные назад волосы, фиксированные лаком, но они бы не вызвали того восторга, который рождается у фанатов панк-рока, стоит им увидеть нерасчесанные сальные патлы своего кумира, и Алексей Степаныч прекрасно это знал. Он не злился и не недоумевал, лишь только пожимал плечами, виня в этом харизму, которой у него не было.

Проехав несколько остановок на автобусе и столько же станций на метро, блондин наконец оказался на работе. Еще будучи юношей Лексей все никак не мог понять, на какой работе можно заработать больше и, не определившись, решил отучиться на инженера: он сдал экзамены на высшие баллы и смог поступить бесплатно, чем хоть немного порадовал своих родителей. У него был свой план: начав с обычного инженера, он мог бы подняться до инженера-сметчика, потом до инженера-технолога, а там уж недалеко до директора. Да, процесс нелегкий, но действенный. Алексей Степаныч все просчитал, а уж если этот трудяга все просчитал, то по-другому быть просто не может. Зайдя в офис, он снял с себя тщательно вычищенное пальто, повесив его на вешалку, после чего пошел на свое место за компьютером. «Хоть бы не встретить сегодня Мишу, — подумал Алексей, но тут же услышал сзади себя приветливый, полный энтузиазма голос:

— Лексей, дружище!! Что же ты проходишь мимо, как чужой?! А ну-ка! — мужчина широко развел руки, приглашая обняться, — Ну же, Лешка!

— Доброе утро, Миша, — первоклассно изобразив улыбку на своем лице, юноша послушно подошел и обнял товарища, на что Михаил Иванович громко, никого не стесняясь, засмеялся, похлопав друга по плечу.

— Ты, как и всегда, ни на секунду не опоздал, разбойник! Ну, какие планы на сегодня, Сехинов?

Только прозвучала его собственная фамилия, юноша поднял глаза, до этого безразлично смотрящие в широкую грудь коллеги, на всегда улыбающееся, с морщинами около глаз лицо. Пришлось тоже сщурить глаза и заставить себя улыбнуться, чтобы Михаил не смог бы даже мысли допустить о том, что его лучший друг не рад его видеть.

— Наверное, как и всегда, — пожал плечами Сехинов.

— Какой ты скучный! — в шутку скорчив гримасу отвращения, Михаил Ильич махнул рукой, — Ладно, шут с тобой. Пойдем сегодня вместе по домам?

«Нет…» — измученно взвыл в мыслях Алексей.

— Да, конечно, пойдем, — юноша вновь изобразил на лице улыбку, но вдруг задумался. Улыбка… И почему людям она так нравится? Погрузившись в раздумья, юноша рефлекторно опустил глаза и едва заметно насупился, очнувшись только из-за громкого: «Эй, Лешка!». Черт возьми, он же все прослушал! Подняв растерянный взгляд удивленного мужчину, Алексей несколько раз моргнул.

— А? Что?..

— Тю! Так ты все прослушал, что я говорил! — в расстроенных чувствах Михаил шлепнул себя обеими руками по бедрам. Лицо его тут же изменилось: брови поднялись домиком, нижняя губа чуть залезла на верхнюю, а нос напрягся.

— Я… Э-э… — в панике блуждая зрачками по лицу коллеги, юноша вдруг осознал, что долго так простоять не сможет, иначе его репутация всегда внимательного и доброго сотрудника мгновенно упадет, если вовсе не рухнет. Стараясь что-то срочно выдумать, он начал в спешке представлять ситуацию со стороны Михаила: он о чем-то говорит, но собеседник отводит глаза в раздумьях… В целом можно списать на эмоциональное потрясение. Сехинов быстро сообразил, что можно просто сделать вид, будто он очень опечален, но вот чем?.. Чтобы не терять времени, которого он