Что скрывает правда - Кара Хантер Страница 3

день в дежурке, и это его совсем не радует. В последнее время он несет службу на непыльном посту, но дежурный офицер из гражданских в отпуске, а у констебля, заменяющего ее, пищевое отравление, и Вудз вытянул короткую спичку. А вместе со спичкой – и дикое раздражение. Здесь чертовски жарко. По телевизору говорили, что сегодня температура может подняться до тридцати. До тридцати градусов! Проклятая невезуха, вот что это. Он уже открыл дверь на улицу, но оттуда в помещение затекают лишь выхлопные газы. И заходит больше людей. Добрая половина из них просто хочет немного отдохнуть от солнца – никогда еще стенд с листовками не вызывал столько интереса, это уж точно. Раньше кармашки заполняли раз в несколько недель, а сегодня вдруг закончились все листовки «Как защитить свой дом от воров» и «На что следует обратить внимание при покупках через интернет». Вот и сейчас у стенда топчется группка людей – наверняка туристы, и в основном китайцы.

Вудз поднимает взгляд на часы. Еще двадцать минут до того момента, когда он сможет сделать перерыв. Туристы у стенда с листовками оживленно переговариваются. Одна женщина указывает в сторону Вудза; похоже, она набирается храбрости, чтобы подойти и заговорить. Сержант выпрямляется и расправляет плечи, демонстрируя полноту власти. При шести футах[3] и двух дюймах[4] и при шестнадцати стоунах[5] он выглядит вполне авторитетно. Нет, он вовсе не намерен отбить у нее охоту к общению – просто знает, что на все эти вопросы почти всегда может ответить любая сносная карта. За последние годы ему до смерти надоело выступать в роли неофициального путеводителя.

Он спасен – так уж получилось – звонком. Именно в тот момент, когда китаянка начинает двигаться к его столу, звонит телефон. Это оператор с коммутатора, тоже гражданская, Марджори какая-то. Должно быть, она тоже вытащила короткую спичку.

– Сержант Вудз, примите звонок, пожалуйста. Я пробовала убойный отдел, но там никого. Это из Эдит Ланселев.

Вудз берет ручку и тут же раздражается: он никогда не знал, как правильно писать это чертово название. В какую голову забрела идиотская идея назвать колледж в честь кого-то, чье имя никто не может правильно написать?

– Ладно. Соединяй.

Он выставляет руку в сторону китайской туристки таким властным жестом, как будто на проводе сам главный констебль.

– Это сержант Вудз? Говорит Дженис Эпплби из колледжа Эдит Ланселев.

У нее такой тон, что собеседнику сразу хочется вытянуться в струнку.

– Чем я могу вам помочь, мисс Эпплби?

– С вами хочет побеседовать профессор Хилари Рейнольдс.

Она говорит так, будто даже самые мелкие сошки вроде Вудза наверняка слышали это имя. И Вудз, кстати, его слышал, но сейчас даже под дулом пистолета не вспомнил бы когда…

– Директор, – сухо говорит она, – если вы не забыли. Пожалуйста, оставайтесь на линии.

А вот это точно ставит в тупик. Директор, черт побери? Что такого важного у них случилось, если звонит сам директор? И вообще, что она делает на работе в выходной?

Линия со щелчком оживает.

– Сержант Вудз?

Он ожидал услышать женский голос, поэтому пропускает первые слова, пока соображает, что имя Хилари может носить и мужчина.

– Прошу прощения, сэр, вы могли бы повторить?

– Я сказал, что, боюсь, вынужден сообщить об инциденте, связанном со студентом колледжа.

Вудз прищуривается: слово «инцидент» может обозначать множество прегрешений – от тех, что со смертельным исходом, до самых обыденных.

– Какой конкретно инцидент, сэр?

В ответ раздается вздох культурного, хорошо образованного, но слегка возмущенного человека.

– Серьезный инцидент, сэр. Боюсь, это все, что я готов вам сообщить на данном этапе. Вы могли бы соединить меня с детективом-инспектором Фаули?

* * *

В Боарс-Хилл тоже жарко, однако здесь жара кажется терпимее. Без сомнения, этому способствует высота, но свою немалую лепту вносят тридцатифутовый плавательный бассейн и хорошо укомплектованный бар при нем. Бассейн и бар – обычное явление на высоте, только здесь они являют собой высоту иного рода. Зная адрес, не надо быть штатным сотрудником уголовного розыска, чтобы методом дедукции дойти до понимания того, что это за дом, однако Гарет Куинн все же был немало потрясен, когда увидел, что находится за коваными воротами, которые тихо распахиваются, чтобы пропустить его «Ауди», вымытую специально для этого случая. Добрый акр[6] лужаек (тоже приведенных в порядок специально для этого случая, только, по идее, он не должен об этом знать), партерный цветник, апельсиновые деревья и россыпь того, что риелторы, вероятно, называют «полезными надворными постройками», которые задвинуты вглубь, чтобы не служить фоном резному неопалладианскому[7] столбу и не нарушать перспективу «Такого Вида». К сожалению, от щетины строительных кранов никуда не деться, но во всех остальных аспектах шпили дремлют на мерцающей жаре так же, как когда их увидел Мэттью Арнольд[8].

…Когда Куинн познакомился с Мейзи, он не представлял, насколько круты ее родители. На первый взгляд она была одной из многих девчонок с «конским» хвостом и французским маникюром, с мягкой улыбкой и четким выговором. «Авокадо», вот как он их называет: спелые, податливые и зеленые. Хотя в данном случае не совсем зеленая, Мейз была готова лечь с ним в постель на первом же свидании, и за беспрецедентно долгий срок в почти десять дней, предшествовавший этому событию, он понял, что в ней есть гораздо больше, чем в ее однотипных предшественницах. Она заставляла его смеяться, умела слушать, однако не облегчала ему жизнь, и Куинн даже поймал себя на том, что вынужден четко формулировать, почему верит в то, чем занимается, причем некоторые аргументы удивили даже его. Еще он понял – и это тоже было беспрецедентным, – что она на самом деле нравится ему не только в постели, но и вне ее. Вот поэтому, даже несмотря на его чуть ли не аллергическую реакцию на идею познакомиться с родителями девушки, он не только приехал сюда, но и продолжает находиться здесь сверх того времени, после которого они с Мейзи договорились уехать. Говядина была на редкость вкусной, вино тоже, а Тед и Ирен Ингрэм оказались совсем не тем, что написано на этикетке. Да, у них много денег, однако они не стесняются это показывать. Мужчины целых полчаса обсуждали «медвежью западню» Брексита, прежде чем Ингрэм проговорился, на чьей он стороне, и после этого они бросились в объятия друг друга с облегчением угнетенных приверженцев. В Оксфорде, во всяком случае, таковыми совершенно точно являются сторонники «Выйти»[9], которые не решаются называть свое имя.