В тыквах под снегом - Татьяна Андриевских Страница 2

Теперь они вместе выходили гулять и до обеда бродили вдоль речки, прыгали по деревянным настилам на стройке, на пустырях разжигали костры и поджаривали бутерброды. Они любили валяться на траве и ловить кузнечиков. Вечером Коля читал вслух, а щенок Шиша дремал и слушал.

Кончилось лето. Однажды, прохладным сентябрьским днём, друзья шли вдоль речки, а по воде плыли жёлтые ивовые листочки и было настроение молчать и жевать травинки. Расталкивая коленями высокую траву и позабыв о времени, они всё шли и шли, словно и сами скользили по течению реки всё дальше и дальше. Вдруг шорох в камышах заставил их остановиться. Осторожно ступая, они приблизились, но когда подошли совсем близко, кто-то маленький юркнул в густые заросли. "Смотри!" — прошептал Коля. На деревянном мостике, который прятался в камышах лежала маленькая самодельная удочка.

Следующим утром Коля с Шишей снова отправились на речку чтобы выследить таинственного рыбака. Они подкрались и раздвинули тростник. На мостике спиной к ним сидел малыш в розовых ползунках и удил рыбу. И хотя ползунки были разрезаны и превращены таким образом в штанишки, они всё равно были безнадёжно малы, и малыш их то и дело поддёргивал. Куртка на незнакомце тоже была очень короткая, а ботинки велики и изрядно поношены.

— Эй! — позвал Коля.

Малыш вскочил и хотел было нырнуть, но в последний момент передумал и скрылся в камышах.

— Малыш, меня зовут Коля, я тебя не обижу, выходи!

Но никто не появился.

— У меня с собой бутерброды!

Тишина.

— Если не выйдешь, я заберу твою удочку!

Тогда камыши зашевелились и появился малыш. Он был смущён и всё время поддёргивал свои штанишки.

— Как тебя зовут? — спросил Коля.

— Тома, — ответил малыш.

Это была девочка.

Оказалось, Тома ушла от родителей и жила теперь одна в камышах. На вопрос, сколько ей лет, она ответила: "тли". Так и порешили, ведь проверить никто не мог. Коля взял маленькую ладошку, всю пропахшую рыбой, и повёл домой. "Только бы! Только бы!" — мечтал он всю дорогу.

— Мииилости прооосим, — сказал дедушка очень удивлённо, как только дети вошли.

Но сразу так деловито и ладно пристроил Томину удочку в углу, что Коля выдохнул.

— Почему ты ушла от родителей? — спросил дедушка.

— Так лучше, — ответила Тома.

Больше она ничего не сказала. Но по тому, как вдруг дёрнулся её подбородок, дедушка понял, что они пили.

Первый день Тома очень стеснялась ползунков, поэтому так и ходила по дому в своих больших некрасивых ботинках. Анатолий Васильевич достал чемодан со старыми Колиными вещами, из которых тот давно вырос, и подобрал для Томы одежду по размеру. Дети бегали по комнате, играли с Шишей, а дедушка готовил ужин и радовался, слушая смех, лай и топот детских ног.

Так у Коли появилась сестрёнка. Спала Тома на кухне, в гамаке, который соорудили из покрывала. Перед сном, в темноте, Коля рассказывал ей сказки, которые придумывал на ходу. Тома слушала, затаив дыхание, а под столом похрюкивал во сне Шиша.

В одно субботнее утро все проснулись особенно счастливые, и потому решили этот день назначить Томиным днём рождения. Мальчик подарил сестре свою любимую книгу "Великие первопроходцы", а дедушка спросил Тому, что она хотела бы получить в подарок.

— Тёплую куртку, — призналась девочка.

Дедушка вытащил из буфета почти все свои сбережения и побежал на рынок, а ребята принялись лепить торт. Накрошили печенья в миску, налили сгущёнки, слепили шар, приплюснули его, а сверху украсили жёлтыми осенними листьями и маленькими сиреневыми цветами хризантем, которые последними цвели в эту осеннюю пору в палисаднике. Получилось прекрасно! Дети сели ожидать деда. Тот примчался раскрасневшийся, прямиком, не разуваясь, зашёл в кухню (первый раз такое было с дедушкой!), достал из жестяной чайной коробочки оставшиеся деньги и снова исчез. Дети не выдержали такого долгого ожидания и принялись резать торт. У каждого на тарелке лежал кусок с жёлтым кленовым листом и сиреневой звёздочкой. Дедушка пришёл счастливый, торжественный. Он вручил Томе овчинную куртку — тулуп. Это было чудо, потому что девочка мечтала именно об овчинном тулупе, но постеснялась сказать. Все были счастливы. Дедушка налегал на торт. Он никогда не ел ничего вкуснее!

Но вот и в нашу, такую счастливую, историю пришла беда. Пришла и потащила за собой вереницу горестей и лишений. Вечером, когда малыши ждали деда с работы, в дверь постучали. На пороге в компании начальника станции стоял милиционер.

— Ваш дедушка обвиняется в крупных хищениях железнодорожного имущества, — монотонно бубнил он, — в числе прочего — локомотив, дизель, несколько километров железнодорожного полотна, билеты на поезда дальнего и ближнего следования…

Коля почувствовал в ногах странное противное чувство, похожее на тошноту. Он отвёл Тому на кухню, посадил в гамак, потом вернулся и ответил визитёрам:

— Дедушка предупреждал меня, что на станции процветает воровство. Каждый день он замечал новые кражи. Дедушка чинил рельсы и локомотивы, а не воровал их.

Хотя мальчик старался говорить чётко и правильно, голос его не слушался — дрожал, воздуха не хватало, и слова застревали в горле.

— Дедушка предупреждал, что когда приедет инспекция, во всех кражах могут обвинить его, потому что он старый и не сможет за себя постоять. Так и случилось! А когда украли локомотив, дедушка очень переживал — он его всё лето ремонтировал.

— Так или иначе, но твоему дедушке придётся сесть в тюрьму, — спокойно сказал милиционер, и они с начальником станции удалились.

Ребята побежали на станцию, к деду. но они опоздали. Дедушку уже увозили в арестантском вагоне. Они видели его сквозь зарешечённое окно, он прислонился лицом к стеклу, плакал и что то говорил детям, но те не слышали его, только по губам они смогли разобрать несколько слов:

"я не спекулянт…

я не брал билеты…

…локомотив…украли…

берегите себя, дети!

я напишу…"

Ребята вернулись и забились в свой домик под столом. Им было очень страшно, особенно Коле. Ведь он был старшим, а значит, должен был решить, что делать. Но он не знал, что. Он старался держаться и быть сильным, и у него почти получилось, но тут он зачем-то выглянул из-под стола, и с надеждой оглядел комнату, но увидел лишь инструменты, разложенные дедушкой возле сломанного комода. И тогда он заплакал — громко, в голос,