Чудо среди развалин - Вирсавия Мельник Страница 2

Теперь при всяком новом вопросе и уточнении, обрадованный, он хватал за плечи доктора, и глядя такими большими глазами на него, спрашивал, и спрашивал, и спрашивал. Стараясь уловить каждое слово, слетевшее с уст медика, мистер Стивенс затаивал дыхание, пытаясь перевести дух, успокоить клокочущее сердце в груди, но этого ему не удавалось.

— А как она? Как Гертруда? А… а малы… малыш?… Он возле неё, возле мамы?… Можно ли увидеть?… Как?… А что мне делать?… Что простите?… Когда?… Но я… А она… И он… — были слышны громкие реплики Уильяма Стивенса, которые сменялись тихими и точными объяснениями врача, который был также рад, что принес «благую весть».

— Но вы не беспокойтесь, — продолжил медик, — мы тщательно будем следить и за матерью и за ребенком, а вы езжайте домой и отдохните…

— Да как же я могу? — прервал его молодой отец.

— Роды совсем измучили вашу супругу. Они были не из лёгких. Ей нужно время, чтобы прийти в себя… А вы езжайте, езжайте, — настаивал доктор. — Вы тоже устали и время позднее… Вам нужно сообщить, наверное, об этом событии родителям, вашим близким.

— Ах, да… да, конечно, — немного расстроившись и опустив глаза, произнес мистер Стивенс. — Можно ли взглянуть? На одну секунду?

Доктор под всеми уговорами сдался и провел Уильяма к палате. Гертруда спала, рядом с ней в кувезе спал их малыш. Мистер Стивенс старался быть максимально тихим, но шелест бахил на зло шумел, словно гром. Гертруда отрыла глаза. Уильям с мировым сожалением сказал:

— Прости…

Жена слабо ему улыбнулась.

— У нас сын, — произнесла она.

— Да, я знаю, — признался он шепотом и нежно поцеловал ее в лоб. — Ты моя любимая. Я не могу найти слов, чтобы сказать, как я рад!

— Скажи об этом родителям, — попросила Гертруда.

— Да, конечно. Не волнуйся.

Доктор дал Уильяму знак.

— Прости, мне пора, — прощался супруг. — Обещай отдохнуть и набраться сил. Доброй ночи! Доброй ночи, мой герой, — пожелал Уильям маленькому комочку.

Гертруда на прощание только улыбнулась и прикрыла глаза.

Уильям сердечно отблагодарил доктора, простился с ним, обещая через несколько часов вернуться, и отправился домой усталый и радостный.

V

Вскоре за двою дома молодой семьи Стивенс забренчали ключи. Дверь открылась и в дом вошёл Уильям. Он сразу же включил подсвечник, бросил ключи на полку возле часов, которые показывали 5:00 утра, и стал снимать пиджак, обувь; как вдруг его взгляд остановился на стене, освящённой слабым светом. Там был маленький календарик, на первом листе которого было написано: 18 сентября 1985 год. Мистер Стивенс внимательно всмотрелся в этот листок и усмехнулся. Его глаза заблестели. Он медленно погрузился в свои мысли, продолжая раздеваться. После поднял глаза на календарь и выдернул первый листок, выбросив его в урну. Теперь показалась другая надпись: 19 сентября 1985 год.

Уильям подошёл к телефону, взял трубку и протянул уже руку к циферблату, чтобы набирать номер, но… но он остановился. Что-то помешало ему… Давно не набирал он этот номер. Давно не слышал голоса на другом конце провода. Давно… Давно… Прошла минута долгих раздумий и он решился.

Гудки… Гудки… Гудки…

В этот момент в небольшом домике, находящегося в углу переулка Сан-Антонио, раздался телефонный звонок, поднявший на ноги всех жителей этого скромного жилища. Откровенно говоря, жителей было немного- всего двое: он и она.

К телефону подошла пожилая женщина. Её седые волосы были аккуратно уложены в прическу, напоминавшую прическу добрых английских бабушек XVIII века. На тонком носе сидели очки. Можно было заметить, что телефонный звонок оторвал её от чтения какой-то явно интересной, трогательной книги, след которой остался на слегка покрасневших глазах.

— Алло, — сказала она.

Последовала пауза.

— Алло. Да, я вас слушаю, — продолжала женщина.

— Мам, это я… Здравствуй, — услышала она.

— Сынок! — с радостью воскликнула седая дама. Её глаза просветлели и возле них появились складки кожи, собранные улыбкой. — Как ты, милый? Как твоя жёнушка? Как она себя чувствует? Ох, как долго я не слышала твоего голоса!

Услышав радостные возгласы жены, старший мистер Стивенс выбежал к ней из гостиной в надежде услышать хоть что-то о сыне.

— Всё в порядке… — продолжался разговор. — Я позвонил вам, чтобы сообщить, что у вас родился внук.

— Правда?! О, Боже! Как мы рады за вас! Дональд, ты слышал? У нас внук! — обратилась мать к отцу, который проявлял свой восторг только тихой улыбкой. — Уильям, мы за вас очень и очень рады! — вернулась она к сыну. — Пусть Господь благословит вашу семью! Это самый прекрасный подарок от Него! Это же чудо! Это же маленькое, крошечное чудо! А как сама Герт… — не дали ей закончить гудки положенной трубки. Она с грустью посмотрела на мужа и тихо положила телефон на место.

«Как же они мне надоели! — сказал про себя Уильям, не желавший более продолжать разговор. — Неужели можно верить в существование какого-то Бога, да ещё просить у Него… Как она сказала?… Благословений? Да ещё утверждать, что это, дескать, Его подарок? — он нервно схватил со стола пачку сигарет и, расхаживая по комнате, закурил. Сигаретный дым ядовито таял в воздухе. Его клубы появлялись одни за другим, сменяя друг друга в сумраке, ровно как и мысли курящего. — Его же никто никогда не видел! Учёными это уже по сотому кругу доказано: всё, что нас окружает произошло в результате многочисленных превращений… И это доказано… И это логично. А они?… Мой ребёнок — «это подарок от Бога»… — передразнивая он слова матери. — «Подарок»! Да этот «подарок» люди сами себе делают, а, если не хотят, не делают… Всё подвластно человеку… Всё… Всё…»— завершал свои рассуждения Уильям, гася сигарету в пепельнице.

Его глаза сильно тяжелели, а в теле чувствовался ной усталости, поэтому, только плюхнувшись в кресло, Стивенс сразу уснул.

VI

Гертруда резко открыла глаза и стала с тревогой рассматривать палату, где она лежала. Что-то потревожило её сон. Глубинный гул. Он резко появился и резко утих. Утихла вскоре и молодая мама. Она повернулась к маленькой кроватке, где спал её малыш. Облокотившись об поручни кушетки, Гертруда любовалась своим чадом. Он также отдыхал после тяжёлой ночи. Его детскому сладкому спокойствию ещё явно противоречило красноватое и слега сморщенное личико. Нескончаемая радость наполнила материнское сердце.