Русская община и коммунизм - Жак Каммат Страница 2

личность человека, который стал автором представляемой здесь работы, для того чтобы понять с какой глобальной точки зрения здесь рассматривается русская революция. Бордига особенно известен из-за замечаний Ленина; его порицали за абстенционизм и навешивали на него ярлык анархиста. Для многих Бордига остался лишь ультралевым коммунистом, который исчез с революционной сцены в 1928-м. В поверхностном смысле это верно. Убеждённый в том, что великих людей, т.е. клоунов, которых он называет пустозвонами порождает лишь контрреволюция, он отошёл от активной деятельности в анонимность1, которая была оправданной, но которая не означает, что он отошёл от коммунистического движения. С 1944-го по 1970-й он участвовал в Интернационалистической Коммунистической Партии, которая стала Интернациональной Коммунистической Партией в 1964-м. Его статьи появлялись в газетах Battaglia comunista и il Programma comunista и журналах Prometeo и Sul filo del tempo.

Бордига резюмировал свою позицию по русской революции в конце первой части «России и революции в марксистской теории»2, которая в то же время показывает его фундаментальное теоретическое3 отношение, его абсолютное сопротивление сомнениям, не эвристическим сомнениям, являющимся лишь хитростью разума по Гегелю, ставящим определённость в скобки, но сомнениям, представляющим проникновение власти врага, вторжение окружающей идеологии, чреватость смертью из-за ухода от любого энтузиазма и революционной перспективы, конкретизированным в альянсе с существующими течениями и приятием доминирующих формул.

Бордига много писал о русской революции. Его деятельность была сильно обусловлена потребностью защищать её и, с другой стороны, как он заявлял в 1951-м:

"Анализ контрреволюции в России и её сведение к формулам не является центральной проблемой для пролетарского движения в ходе его восстановления, которого мы ожидаем, потому что это не первая контрреволюция, марксизму известна целая их серия".4

Вся эта деятельность выходит за рамки русской революции в сторону будущей революции, но в то же время можно определённо утверждать, что ему не удалось перерезать пуповину, связь с этой революцией.

Он сразу поддержал большевиков в 1917-м, иногда не зная всех событий и, в некоторых случаях, он предвидел меры, которые они предпримут. Революция не была для него сюрпризом, она не заставила его поставить под вопрос марксизм, для него она стала скорее ярчайшим подтверждением его правоты. Бодигу фундаментальным образом занимала подготовка партии в Италии и на всём Западе к осуществлению задачи большевиков: к захвату власти. Именно с этой точки зрения он вёл полемику о создании советов. Для него, они зарождались в момент самой революции. Но в Италии, особенно в 1917-м, революции следовало помогать, вести её, и для этого нужен был классовый орган, партия. Более того, он считал, что советы часто рассматриваются через анархо-синдикалистскую призму: пролетариат создаёт органы, заменяющие (при том, что капиталистический способ производства (далее КСП) всё ещё остаётся в силе) капиталистические органы: ср. его статьи в il Soviet в 1919-20 гг.

Начиная с 1919-го, Бордига уже считал, что была утрачена крупная революционная возможность и что революционный этап завершился. Поэтому надо было укреплять партию и противостоять предсказанной им атаке справа, со стороны сил, стремившихся к уничтожению социалистов. В Коминтерне он выступал за укрепление партий, считая, что все меры должны быть направлены на то, чтобы все партии Интернационала приняли исключительно марксистские позиции, отсюда его роль в принятии 21 условия, два из которых были написаны по его идее. Для осуществления борьбы на мировом уровне, следовало занимать правильные классовые позиции, без каких-либо изъянов, без обмана.

Позже, когда фаза отлива достигла зенита, Коминтерн пытался возобновить революционную деятельность, возвращаясь к массам (единый фронт), а затем через большевизацию национальных компартий. Бордига был против всех этих формулировок, считая их камуфляжными мерами, которые стали к тому же проявлениями новой волны оппортунизма. Однако он никогда не ставил под вопрос пролетарский, социалистический характер русской революции. Он считал, что у неё были свои особенности, но он не говорил как KAPD (Коммунистическая Рабочая Партия Германии), которая называла её "буржуазной революцией, осуществлённой коммунистами" (Принцип антагонизма между советским правительством и пролетариатом) начиная с 1922-го, скорее о двойной природе революции:

"Третий Интернационал – это создание русских, русской коммунистической партии. Он был создан для поддержки русской революции, то есть, частично пролетарской, частично буржуазной революции".5

Так же, отвечая Коршу, который выслал ему Левую Платформу 6:

"Нельзя говорить, что русская революция была буржуазной. Революция 1917-го была пролетарской, и было бы неправильно обобщать её 'тактические' уроки. Сегодня вопрос стоит о верном понимании того, что случается с пролетарской диктатурой в одной стране, когда за одной революцией не следуют другие... Судя по всему, вы исключаете возможность политики коммунистической партии, которая бы не заканчивалась восстановлением капитализма. Это подразумевает оправдание Сталина или поддержку недопустимой политики 'самоустранения из власти'". (Неаполь, 28.10.26.)7

Иными словами, в течение этого периода он не занимал никаких позиций по отношению к социальной природе СССР. Что для него было важно (и что немногие из его критиков поняли) была природа русского государства и то, какой класс был у власти. Это было показано программой, действиями партии, управлявшей государством. Для Бордиги, не просто русская партия должна была управлять государством. Это должен был делать Коммунистический Интернационал. Вот почему дебаты 1926-го, закончившиеся победой теории социализма в одной стране, были так важны для него, потому что указывали на капитальную смену государства, которое не следовало больше определять как пролетарское, потому что оно уже не находилось на службе у мировой революции. Но при этом:

"Нельзя просто заявлять, что Россия является страной, которая направляется к капитализму".8

Вот почему только после перехода СССР на сторону западных демократий Бордига заявил, что исключительно с этих пор контрреволюция одержала окончательный триумф и что в СССР строится капитализм.

Если капитализм шёл к триумфу, как следовало характеризовать СССР и, с другой стороны, каково было начало развития капитала? Был ли отлив, то есть, должен ли был установиться социализм, а после него в Россию должен был быть возвращён КСП? Бордига держался своего политического тезиса в этих дебатах, которые энергично возобновились после 1945. Он всё ещё говорил о социалистических характеристиках экономики в «Советской России от революции до сегодняшнего дня»9. Этим он отвечал на вопрос: какой класс находится у власти в России?

"Фактически класс, эксплуатирующий русский пролетариат (и который, возможно, проявится в свете дня очень скоро) сегодня состоит из двух очевидных исторических форм: международный капитализм и олигархия, доминирующая изнутри и от которой зависят крестьяне, торговцы, обогатившиеся спекулянты и интеллектуалы, которые очень быстро приобрели самые большие выгоды".

Вся эта статья демонстрирует интернационалистическую перспективу Бордиги и значение, которое