Армия монголов периода завоевания Древней Руси - Роман Петрович Храпачевский Страница 2

Значение «внутренних» источников тем более велико, что для начального этапа существования державы Чингисхана они выполняли чисто утилитарные цели, не неся дополнительной идеологической или политической нагрузки. Ведь, согласно канонической версии, Чингисхан в 1204 г. впервые узнал о важности письменности, а уяснив ее значение для управления государством и армией, немедленно приказал начать обучение ею своих сыновей и самых близких к нему соратников[8]. Уже в 1206 г. он поручает приемному сыну своей матери Шиги-Хутуху вести так называемую «синюю тетрадь (коко-дебтер)» для росписи повинностей всего подвластного ему кочевого населения и копий судебных решений. «На эти слова Чингисхан ответил Шиги-Хутуху: „…Произведи ты мне такое распределение разноплеменного населения государства: родительнице нашей, младшим братьям и сыновьям выдели их долю, состоящую из людей, живущих за войлочными стенами, так называемых подданных (ирген); а затем выдели и разверстай по районам население, пользующееся деревянными дверьми. Никто да не посмеет переиначивать твоего определения!“ Кроме того, он возложил на Шиги-Хутуху заведование Верховным общегосударственным судом — Гурдерейн-Дзаргу, указав при этом: „Искореняй воровство, уничтожай обман во всех пределах государства. Повинных смерти — предавай смерти, повинных наказанию или штрафу — наказуй“. И затем повелел: „Пусть записывают в Синюю роспись `Коко Дефтер-Бичик`, связывая затем в книги, росписи по разверстанию на части всеязычных подданных `гур-ирген, а равным образом и судебные решения. И на вечные времена да не подлежит никакому изменению то, что узаконено мною по представлению Шиги-Хутуху и заключено в связанные (прошнурованные) книги с синим письмом по белой бумаге. Всякий виновный в изменении таковых подлежит ответственности“»[9].

Созданные таким образом документы предназначались для самых насущных и практических нужд, почему в них отсутствовали как присущая для более развитых обществ бюрократическая тенденциозность (любого характера), так и то, что можно назвать современным понятием «приписки». Высокую достоверность документам канцелярии Чингисхана и его первых преемников придавали и другие особенности начальной монгольской канцелярии. Дело в том, что некоторые из ее битикчи (монг. «писарь, писец») были одновременно и крупными военачальниками, а общее число их было небольшим. Немонголы в этой канцелярии ведали в основном вопросами, связанными с управлением захваченными оседлыми странами. Вопросы же военного характера доверялись либо монголам, либо представителям народов, которые монголы считали близкими себе и которым доверяли (кидани, уйгуры). Поэтому число битикчи, ведавших военным делом, было очень невелико, и все они находились под контролем, а создаваемые ими тексты помещались в секретный архив.

Отражением высокой достоверности текстов, вышедших из канцелярии каана, является тот факт, что, кроме опубликованных документов, остальные ее архивы хранились в строго охраняемой части ханской ставки и считались секретными. Причем часть документов запрещалось выдавать даже высшим чиновникам, а допускались к ним только хан и часть его близких[10]. Этот порядок существовал от Чингисхана и до его преемников, более того — он продолжался и в улусах Монгольской империи, даже когда они стали независимыми государствами. Среди секретных документов архива были и первые монгольские хроники, а также родословные «золотого рода» Чингисхана, его братьев и даже некоторых жен. Тем не менее со временем по разным поводам из документов, хранившихся в архиве канцелярии каанов, потомки высших сановников времен Чингисхана и Угэдэя стали получать выписки и своеобразные «справки», необходимые им для различных нужд — чаще всего в мемориальных целях вроде создания развернутых эпитафий на могилах своих отцов и дедов или стел при храмах их предков (подробнее об этом ниже). Разумеется, делалось это не иначе как по специальному разрешению каана (императора Юань) и оформлялось специальным императорским указом, текст которого затем бережно хранился в семьях этих сановников.

К сожалению, из всей секретной части архивов монгольских каанов до нас в полном виде дошел единственный текст на монгольском языке с вариантом истории «золотого рода» — «Сокровенное сказание». Другие варианты истории Чингисхана, собранные в так называемой «Алтан дебтер» («Золотой книге»), целиком не сохранились. Текст «Алтан дебтер» известен только в цитатах и извлечениях (иногда весьма пространных), которые сохранились в других, немонголоязычных источниках. Зато содержания многих выписок и «справок» касательно событий военной истории, связанных с деятельностью многих полководцев (своего рода их «послужных списков») времен Чингисхана, Угэдэя и их преемников, дошли до нас в виде текстов различных памятных стел в их честь, а также разного рода эпитафий. Корпус таких документов, извлечений из «послужных списков» (хранившихся в вышеупомянутых секретных частях архивов), довольно обширен и до сих пор не полностью исследован. Далее будут использоваться некоторые результаты изучения таких документов, сделанные автором настоящей книги за последние годы[11].

До сих пор в литературе основными внешними источниками по армии Чингисхана и его преемников (вплоть до Мэнгу-каана) почти у всех европейских военных историков являются сообщения Плано Карпини, Бенедикта Поляка[12] и Гильома Рубрука. К ним в разных пропорциях добавляются сведения из «восточных источников» — в меру пристрастий конкретного автора и самого наличия переводов. Причина тому как относительная подробность описаний европейских путешественников, так и возможность оценить их достоверность ввиду лучшего понимания современными историками мировосприятия средневекового европейца. Данные же восточных путешественников к монголам привлекаются как вспомогательные в той мере, в какой они подтверждают сообщения «основных» европейских источников.

Происходит это потому, что критика восточных источников обычно недоступна для большинства авторов, они зависят как от уровня переводов, так и от самого их наличия (а чаще отсутствия), т. е. от степени доступности опубликованных исследований востоковедов. В результате сообщения европейских миссий к монголам ставятся во главу угла, хотя очевидно, что они представляют собой сильно искаженное изображение, преломленное через призму средневекового мировоззрения. По сравнению с китайскими авторами европейские путешественники не только страдали от неспособности адекватно понимать информаторов, но и были жертвами «культурного шока» при встрече с развитой кочевой цивилизацией, в то время как китайцы взаимодействовали с ней к тому моменту уже как минимум полтора тысячелетия.

Надо отметить, что китайских путешественников в кочевом мире в первую очередь интересовали аспекты его военно-политического и дипломатического взаимодействия с Китаем. Это было вызвано практическими задачами контроля за ситуацией на границах с беспокойными степными соседями. Вот что писал выдающийся историк и крупный чиновник сунского Китая Оуян Сю (1007–1072 гг.) о необходимости постоянного и тщательного контроля за ситуацией за пределами собственно ханьских земель: «Начиная с древности восточные и северные варвары, имевшие сношения со Срединным государством, не обязательно подчинялись ему, а не имевшие сношений не обязательно не являлись ко двору. Хотя в зависимости от расцвета или упадка варваров их иногда и оставляли вне управления, однако нельзя упускать возможностей