Нет меня без тебя. Сборник рассказов - Алеха Юшаева Страница 3

Футболки скинуты, кровать расправлена, шторы задернуты. Губы молчат, красноречивы лишь руки. Чувствую его бешеное сердце, выпрыгивающее из всеобъемлющей груди, чувствую его спину, гнущуюся под моим напором и нежностью, чувствую то, что дано почувствовать не каждому. Веду его, веду. Или это он ведет меня, очаровывая и пленяя. Вместе. Слышу: тихо рычит горлом, зажав зубами простыню. Успокаивающе целую, впиваясь в губы, осторожно поглаживаю, страстно кусаю, оставляя следы повсюду. Больше, еще больше. Вскружил мне голову, одурманил беднягу, захватил сердце и тело, как великий полководец и гениальный стратег. Погружаюсь в него, растворяюсь и наслаждаюсь. Распаленные, дикие, чувственными касаниями горящие, не способные оторваться друг от друга.

Двое сумасшедших, двое безумно влюбленных.

Галстук

Как дурак, смотрю на полку с разноцветными галстуками. Я знаю: ты их не носишь и даже ненавидишь. Но мои пальцы сами тянутся туда, ведь глаз так хочет увидеть один из них на твоей напряженной шее. Беспомощно оглядываюсь по сторонам, будто кто-то должен подойти ко мне и сказать, насколько сильно ты взбесишься, когда увидишь эту полоску ткани в небольшом подарочном пакете. Никто, к счастью, не приходит и не говорит мне этих слов.

Беру верхний, в цвет морской волны, с черными квадратами. Бред кубиста. Следующий, оранжевый, я бы даже сказал, солнечно-оранжевый. Выел мои глаза. Третий, бело-черный, с несколькими затяжками, напомнил мне о наших походах в кинотеатр. Тогда мультфильмы про говорящих и путешествующих животных были чем-то необычным, и мы, как дети, спешили на очередной сеанс, чтобы увидеть робкого жирафа, некомплексующую бегемотиху, философствующую зебру и льва с высоким, как это сейчас говорят, ЧСВ. И тебе особенно нравилось кривить губы, парадируя черно-белое животное. Понравилось бы сейчас? Последующий галстук кремового цвета показался мне похожим на веревку. Очередной был разлинован ровными полосками, между которыми можно первокласснику тренировать чистописание.

Уже нагнувшись, подлезаю к концу ряда и хватаю последний галстук. Зацепился, зараза. Снова осматриваюсь вокруг – кассир бросает на меня любопытные взгляды, кто-то сбоку тоже разглядывает шейные петли. Становится жарко, вытираю пару капель на лбу. Надо решиться: беру или нет. Чтобы приготовиться к твоему недовольному тону. Еще раз играю в горбуна и пытаюсь разглядеть дальний галстук. Банально красный, с темно-синей полосой внизу, он казался мне самым подходящим кандидатом. Если ты отвергнешь эту прелесть, придется мне носить его до скончания дней в знак твоей черствости. Я помню: шея – слишком чувствительное место, и потому так хочется, чтобы эта лента, подаренная мною, никогда не давала тебе покоя. Как я.

Существует ли возможность, чтобы достать самый крайний предмет в ряду? Снять всё и достичь заветной вещи? Продавец-ассистент будет медленно убивать меня взглядом, ну и пусть, я достану эту трехсотрублевую ткань. Вытаскиваю предыдущие галстуки и оглядываюсь в поисках места, куда бы можно было их положить. Хочется жалобно заскулить и попросить помощи. Быстро кладу всё на стол кассы, беру еще несколько галстуков и замечаю возмущенный рот кассира, готовый раскрыться и закричать на меня. Единственный крик, который я мог перенести в своей жизни, – это твой. От того, что я купил тебе этот проклятый галстук. Достаю будущий подарок, перебрасываю его через плечо, охапываю полоски и, мучаясь от жары, возвращаю их на место. Кто меня дернул делать всё это?

Откуда-то набежали люди, занявшие очередь перед кассой. Становлюсь шестым. Стою, жду. Наблюдаю за нерасторопными действиями женщины в фирменной футболке магазина. Ввела, взяла, открыла, положила, снова взяла, отдала и презрительно проводила взглядом. Последнее занимает намного больше времени, чем всё до него. Переминаюсь с ноги на ногу. До праздника еще неделя, а мои руки чешутся отдать тебе подарок уже вечером. Расстреляй меня раньше срока. Рассматриваю выбранный галстук. В нем ты будешь похож на того серийного убийцу без эмоций и чувств. Правда, если обнажить твою голову, она будет скорее похожа на жемчужину неправильной формы, чем на хороший кочан. Пусть это будет просто строгий галстук для работы, никаких намеков и шуток. Хотя твой взгляд сражает куда сильнее, нежели пуля, пущенная умелой рукой киллера. Хорошо, что ты никогда не услышишь эту мысль.

Моя очередь предъявлять женщине покупки. Тянусь в карман за кошельком. Слева за прозрачной пеленой – наша фотка. Триста. Без сдачи, пожалуйста. Прошу красивый пакет со звездами. Блистай, моё небо!

Перебегая дорогу, спешу домой, чтобы спрятать от твоих внимательных глаз. Дверь открыта, значит, ты уже пришел. Сбрасываю ботинки, стараюсь как можно тише идти по коридору. Присаживаюсь у шкафа, тихо открываю створку и скоро толкаю руку с пакетом. Шуршание куртки предательски выдает меня. Из-за угла появляешься ты, с мокрыми волосами, с голыми плечами, с влажным полотенцем на бедрах. Только с работы, уставший. Одинокая капля покатилась по обнаженному торсу, соблазняя меня прикоснуться к тебе. Главное, совладать с собой. Спрашиваешь, почему я, как дурак, сижу на корточках у шкафа. Встаю, сделав вид, что так и должно быть. Раздеваюсь и, мельком глянув на тебя из-под спущенных ресниц, прохожу на кухню.

Спустя пять минут заходит с галстуком на голой шее. Извини, но через секунду его там не будет. Ничего не будет, кроме следов от моих укусов.

Проблема

Сидит такой маленький, сжатый, в капюшоне на голове, с шарфом на губах. Недавно говорил с родителями. Теперь уставился в одну точку, грея руки между ног. Воздух беловатым пузырем выдыхается из его груди. Щеки, краснея, слегка дергались, будто он смеялся.

Я сел рядом, смотря на его поникшие плечи. Хочется сказать что-то хорошее, доброе, прекрасное, но слова-предатели застряли внутри и не желали выбираться на холод. Даже варежковые пальцы боятся дотронуться до него: вдруг он сразу вскачет, заворошит и укружит отсюда. Проходящие мимо, спешащие и слепые, люди скрипели снегом под ногами, что начинало раздражать. Они, одетые в темные пуховики и куртки, все такие похожие, одинаковые, конвейерные. Только внешность не единственное, что объединяет их.

Он обернулся ко мне, с заплаканными глазами, полными скорби, с громким, тяжелым дыханием, замерзший, красный, трясущийся. Растерялся. Всё, что мог выдать мой язык, прилипший к нёбу, прозвучало вяло и неубедительно. Но он согласился, бешено закивав.

Дверь открылась. Темный коридор. Слабый отблеск зеркала на стене. Сбросив ботинки, расстегнул замок его куртки, стянул её, шарф и противные сапоги. На