Александр Мазин - Сборник стихов

Мазин Александр

Сборник стихов

Стихи из книги «Путь к сердцу горы»

В этой стране только мертвые сраму не имут.В этой стране только мертвым дано говорить.В этой стране, на развалинах Третьего Рима,Только и свету, что спать да молитву творить.В этой стране, где свобода – не больше чем правоСесть наугад в переполненный грязный вагонИ, затаясь, наблюдать, как меняет ДержаваЛики вождей на полотнах бесовских икон.В этой стране никому и никто не подвластенДанностью свыше. Почти не осталось живыхВ этой стране, где уверенность в будущем счастьеЛишь у юродивых (Бог не оставит своих).Здесь, на объездах Истории, жирные монстрыПрут из земли, как поганки под теплым дождем.Серое делают белым, а белое – черствымВ этой стране...Но другой мы себе не найдем.

Он плыл и плакал навзрыдКостлявым лицом.Он плыл («Корыто сгорит,Так стану тунцом»)Он плыл и хлюпал водойБлудливый туман.Он плыл на юг бородой,Он плыл океан.Он плыл и бился волнойВ себя изнутри.Он плыл, обманутый Ной,На взорванный риф.Он плыл сквозь зыбь и грома,Стираясь,как мел,Он плыл. И ворон дремалНа ржавой корме.

Наши глаза затуманены камфарным зломСерого Времени. Мягкими лапами летНаш позвоночник уверенно взят на излом.Только замешкайся – хрусь! – и тебя уже нет!Только замешкайся – крак! – и меня уже нет.Только не смейся, пожалуйста. Это – всерьез.Скомканный фантик, букетик искусственных роз,Смятый ладони последний трамвайный билет...Сердце мое – как разбрызганный шинами пес.Серое время не любит цветных облаков.Плещется в жиже кораблик страны стариков.Сохнут тела искореженных ими берез...Только не смейся! До смеха уже далеко.Выброшен вымпел прощанья над ржавой стеной.Серое Время... Из красных и черных вековМне предложили тебя... Ты побудешь немного со мной?Только не смейся! Ну примем еще по однойСтопочке яда? Я просто не помню обид!Наши глаза затуманены? Разве? Нет, это окно!Сумерки! Время такое... Мы можем предаться любви,Если ты хочешь...Над лучшей из наших молитвМарево спиц, колесо беспокойного сна.Милостью Бога у нас ничего не болит,Кроме души. А душа для того и дана!Значит, все правильно?В сердце моем – тишина.Искорки памяти плещутся в зеркале мглы.Камфарным соком (спасенье?) у самого днаВ сердце мое изливается кончик иглы...

Из сборника «Напои меня полынью».

Мысли пахнут черешнями, будто дымком – огонек.На малиновом яблоке сохнет живая водица.Истонченные пальцы, не глядя, листают страницы.По расхристанной площади шахматный скачет конек.Барабанные палочки спят.( Ах, какой нынче жаркий денек!)Все закутано в зной. Не поется и не говорится.Белый солнечный воск, отекая, слепляет ресницы.Превращается в патоку за позвонком позвонок.Под ореховым деревом спит толстоухий щенок.Под ореховым деревом так хорошо ему спится!Из дверей вытекает душок имбиря и корицы,Коренастые куры,. кряхтя, подбирают пшено.Чей-то дедушка ветхой рукой затворяет окно:Он хитер, он решил духотой от жары защититься./Дом осел. Зять – балбес. А сынок отвалил за границуГде ты, Персия?/ Там. Он устал и ему все равно.Выпить чаю, раздеться, дышать и смотреть в потолок.(Откормили орленка в могучую злобную птицу.Чтобы хрипло кричал, чтобы падал на шеи лисицамИ коричневым клювом пушистый затылок толок.А он слопал все мясо, окреп и, стащив кошелек,Улизнул. Слишком жарко. Никто не желает трудиться.)Чай горяч. Я все пью его, пью – и никак не напиться.Он соленый, как слезы и ласковый, как мотылек.Закатиться в траву, к муравьям, и грызя стебелек,Наблюдать, как ползет, не спеша по листу гусеница.Невозможно ни есть, ни писать, ни любить, ни сердиться.Пропылившийся ослик – и тот у дороги прилег.Очень жарко!

Бельчонком-лакомкой рука к руке потянется.Я буду петь тебе, как пел Хайамов пьяница.Тропинкой-лестницей склонюсь, твои шаги неся.Нам будет лучше, если небо опрокинется.По дну ущелия, где раз в тысячелетиеМалютка-папоротник выбросит соцветие,Мы выйдем к озеру, к воде из света сотканной.А медный шар уже садится между сопкамиИ лес горит! И начинается Предание.Моя праща... Открой ладонь – и я отдам ее.Брось камень в зеркало – пускай круги расходятся.Здесь нет врагов. Здесь наш огонь. И наша Родина.А тот, кто следовал за нами, вспыхнет крыльями.Он был нам – кров, он был нам – Весть, и я любил его.А он хранил меня, как маг – свое растение.Он подарил меня тебе, как в день рождения,Бог дарит миру нас. А миру дарит часть его.Одно в одном. От света свет – и будьте счастливы!Струя и ветер! Оттолкнись – и время вынесет.Нам будет лучше, если небо опрокинется!..

Я возьму тебя в руки тепло, как забытую в книгах тетрадь.Ученически тонкую, в рыжей бумиажной обложке.Ты взбегала по лестницам, трогала стекла ладошкой:– Мне хотелось бы это, и это, и это хотелось бы взять...Ты умела так искренне, так замечательно врать,А потом улыбаться и прятаться в «кто-его-знает».А кровать была узкая, жесткая, в общем, дрянная.Ты похожа, мой зайчик, похожа на эту кровать.Почему же никто из нас, ну совершенно никто не хотел воевать?Только фыркать да ежиться: «Жить-то все хуже и хуже!»Мы стреляли глазами. А где-то стреляли из ружей:– Экий славный кабанчик! Фу, Хват! Не мешай свежевать!Доохотились, милые, нынче хоть всю королевскую ратьПриведи – Город пуст.Прислонись к проржавевшим воротамИ постой: посмотри, как выходят из марева маршевым – роты...Он уже не проснется. Разбился. Скорлупок – и то не собрать.У одних геморрой. У других не хватает ребра. Или печени.Тучности нильского ила не хватает нам всем.Но малина растет на могилах. И какая малина! Нам хватит на все вечера!Он разбился во сне. А ко сне веселей умирать!В наш придуманный мир, в наше вечноиюльское утро,Хронос-пес, он пробрался, подполз и лизнул мои черные кудри,И осыпал их сереньким пеплом чужого костра.Подними же лицо свое: веришь – как будто вчераМы расстались.Из сборника «Шелковый путь»Земля звонка, как тыквеннное дно.Дорога спит. Сухой и жаркий колос,Вибрирующий, вздыбившийся волос,Янтарной плотью впитывает зной.Нагретый камень пахнет белизной,Не свойственной безногим истуканам.На скошенную лысину курганаСадится копчик.Мутный, слюдянойСлой воздуха томится над дорогой,Как варево. Отсюда до ЕвропыТридевять верст. Здесь красное виноИз жил владык оплескивало глинуЩедрей дождя. Здесь, в небо запрокинувСнопы бород, окрашенные хной,Молились разноговорно и длинно,Прижавшись трещинами губ к резнойПоверхности бессчетных талисманов.А зной пронзал и танские румяна,И дымку пота над худой спинойПолзущего разбойника.ВеснойЗдесь рай. Разводья неба и тюльпаны.И ветер.Ворс земного океанаРождает волны, как давным давноЕго живой предшественник. Здесь дно.Дорога спит. Молочное пятноОкатанного камня – царским креслом,И – лежбищем отшельника. Здесь местоГде цепь верблюдов с нежным полотном,Раскачивая чашки колокольцев,Плыла над пыльной кучкой богомольцев,Обернутых в лиловое сукно.Земля звонка, как тыквенное дно.Дорога спит.

Красный дракон расправляет крылья,Льется в огонь молоко кобылье,Смешанное с рудой.Ветер щеку обметает зноемВоздух накатывается воем...Маленький и худойСтранник идет по спине хайвэя.Посох скребет: тук-ки-шир-р-р. ЛевееВоздух. Пока ничей.Брюхо, нависшее над столбами......Выгнулся, выдул на пробу пламя.Вытянул девять шей,Зарокотал, полыхнул глазами -Лязгнул шипастый хвост,Перешибая бетонный стебель......Полдень. Июль в раскаленном небе.Странник ступил на мостИ оглянулся на солнце: «Поздно.»...Жесткие крылья поймали воздух,Грохнули, брызнул ядИ зашипел на стальных опорах...Странник застыл, наклонившись...Город. Дымный машинный ряд.Твердь, дребезжащая под ногами.Пыль впереди, а вверху, кругамиРезкий протяжный свист,Тонущий в автомобильном рое...– Вот оно, маленькое, живое,Падающее вниз...

– Мышка, что тебе не спится?– По скрипучим половицамУ меня над потолкомКто-то ходит босиком,Кто-то вкрадчивый и важный...– Может, это ветер сажуВыдувает из трубы?– Ветер? Ветер... Может быть.– Или дом трещит от стужи?Или в перекрытье кружитБеспокойный домовой?Мышка водит головой,Чутко впитывая звуки.Ночь. На кухне пахнет лукомИ сгущенным молоком.Мышка крестится тайком.Лапки падают устало.Бог, склонясь над одеялом,Поправляет тьму-доху.Кто-то ходит наверху.

И он стал похож на пустой квадрат,Но смеялся чаще, чем год назад,Отпустил усы и крепко спал по ночам.Он не думал о ней, он играл в футбол,И играл на флейте. Он был – орел.Но когда она улыбалась – всегда молчал.Он истер подошвами свой предел,Он извел себя, но остался целИ вполне доволен без малого шесть недель.А потом в стене появилась дверьИ оттуда выпрыгнул рыжий зверьИ сказал: «Пойдем. Нам нужно поймать форель.»И они пошли. И пришли к мосту.И ловили рыбу, но всё не ту.И лежало солнце на черных макушках гор.И тянулось утро, как теплый воск.И входило лезвие в рыбий мозг,И сочились запахи, вязкие, как кагор.Зверь, балуясь, лапой сбивал укроп,Выгибался, бархатный морщил лоб,Окунался мордой в прыгучую плоть воды,И ревел, рывком разевая пасть.И шалея, рыба хватала снастьИ взлетала – радугой в радужный влажный дым.И цвела под пальцами рыбья плоть,А ему казалось, что он – Господь.Он взбивал ногой леденящую пену днаИ все длил и длил бесконечный день...Даже зверь, умаясь, улегся в тень.А спустя столетье из пены взошла она.И швырнула галькой в его блесну.Он взглянул на зверя, но зверь уснул.Он взглянул на солнце – и то поползло в зенит.А она, смеясь, выгрызала медИз пчелиных лапок. «Не спи! Возьмет!»И тотчас меж пальцами вниз побежала нить.«Ах какая рыба! Ты дашь мне... часть?»Тут у зверя чуть приоткрылась пасть.Он взглянул на щель, из которой текла вода,И поднялся, хрустнув коленом. «Дам.»Улыбнулся мокрым своим следамИ взошел на мост.Она же осталась там.Из «Языческих песен»

Когда весь мир. сойдя с ума,Вертясь подброшенной монетой,ворвался в сумасшедший март,На небеса взошла комета.Взошла сквозь сеть астральных карт,Затмив размывы млечной каши.Как хохотал безумец март!Во весь размах небесной чаши!Как бил в стошкурый барабан,Как ликовал, срываясь с крышиИ обдавая луч-пуантСоленьем подколесной жижи.Сам господин Великий ПылХватал за бороды упрямых,Мелькнув сквозь стробоскоп толпыХудым лицом Прекрасной Дамы.И всех захлетывал азарт.Нещадно смешивая ритмы,Крушил стекло безумец-март.Комета двигалась к зениту.

– Я – Артафон. Артемиды пес.Быстрый ее аркан.Ветер Эгейи меня принес.Ветер полдневных стран.– Но не быстрее моих колен!Мне ль тебя не узнать,Пестроголовый мой?Я – олень!Попробуй меня взять!– Я – Артафон. Черномордый бог.Бог, терзающий сныЛаней. Я – лай. Я – мельканье ног.Выгнутый лук спины.– Тысячи лет, океан чащоб,Века и века подрядЯ, оглянувшись через плечо,Вижу тебя, брат,И повелитель! Мой верный след,Если я не люблю,Дай оскорбляющей плоть стрелеВыпачкать шерсть мою!– Да! Бесконечностью дней-погонь,Верой, к которой тверд,Я – Артафон! Рыжий огонь!Я без тебя – мертв!Близко. Между – один прыжок.– Жена моя и сестра...Санкт-Петербург. Подземный мешок.Восемь часов утра.

Король был хром.Возничий пьян.Гарольд косноязык.– Прошу добром!Она моя!И дергался кадык.– Приду с полком!Возьму на щит!Обещано – отдай!Король был хром.Но знаменит!Серьезный государь.Отец молчал.Народ роптал.Принцесса терла глаз.Гарольд скучал.Возничий спал.– Прошу в последний раз!Добром! Приду – возьму на щит!Отец махнул рукой:– Приду! Приду! Зачем кричит?Гасите факелы. ОткройВорота шыре /Ближним/ Тролль,Всего лишь – тролль.Иди!Иди, скажи ему, гарольд,Иди, скажи ему: Изволь!Еще:пусть запасает соль,А нет – и так сьедим.

Голос флейты остер и тонок,Кудри бога в смоле.– Помолись за меня, Мадонна,Страсть мою пожалей!Голос флейты упруг и резок,Щеки бога в пыли.– Потрудись за меня, Железо,Если мало молитв!Раскатись барабанной тряской,Будто по полю – град.Ноги бога в безумной пляскеМнут тугой виноград.Голос флейты – нездешний голос:Прочь, зверье, из берлог!Вон идет золотой и голый,Пьяный радостью бог!Не отринь же меня, Спаситель,Се Твое колдовство!Голос флейты – не голос витий,Это – голос живой.Бог идет по траве бессонниц,Не сгибая колен.Помолись за меня мадоннеИ хмельного налей.Голос флейты над полем битвыИ над полем любви!Будь же счастье моей молитвой,Лучшей – наших молитв!

Он был гончар. Кувшинный творец.Создатель чаш и божков.Таков был дед его, и отец,И сам он тоже таков.Он трогал комья властной рукой,Как воин трогает меч.Душа земли обретает покой,Войдя в большеротую печь.Он был гончар.Деревянный кругС восхода и до конца.Он плел судьбу свою, как паукПлетет оружье ловца.В душе земли остается следНе глубже снятой вины.Он умер ста восемнадцати лет.За год до большой войны.

Все эти годы – один на один.Он, и его клеймо.Дорогой ландышей и седин,..«Твоей дорогой, мой Господин!»Не вглубь – вкруговерть холмов.Колючей щекой, под колючий всхлипВ древесное существо.Приник, притерся. Как плющ, как гриб,Сосущей болью к коре прилип:«О хоть бы ветви мои зажгли б!»Рябиновое вдовство.«Своя свобода!» Взвалив, как крест,«Ползи,языческий крот!»К тому, кто в соль превращает лес.А море – в соль. Позвоночный треск.В разводьях глаз – антрацитный блеск.– Иди ко мне, мой урод!Все эти годы: от пня до пня,Сам хлаже бугристых льдин.Как лань,бессмертие прочь гоня,Гнилые губы землей черня.И вот спросил его:– Чтишь? Меня?Солнце, мой Господин!

А солнце жжет сухой песок.Ему плевать, он мертв.Ну, брат, вдохнем еще разок,Толкнем густой багровый сокПо стебелькам аорт.Пустыня – старый, жадный рот.Вот чертова печатьНа брюхе мира! Плешь. «Вперед!»На лошадях вскипает потИ лбы камней трещат.В аду для всех один закон:– Попробуй не умри!Поклон! Поклон! Еще поклон!Когда-то здесь издох дракон:Не выдержал жары.Был город. Всосан./Копоть-плотьНа вогнутостях чаш/Мозоли ног – песок молоть...Когда сюда пришел Господь,Все было, как сейчас.

Спускался в адЗажав в кулакеКлок январского неба.И души предковЛетали над нимОбрывками старых газет.Любовник, пират,Правитель, аскетИ тысячи тех, кто не былНикем.Бумажные бабочки, дым.ВоздадимКаждому по строке.Спускался в ад.Шестнадцать кругов,Шесть заржавленных истинВместо цепей. В счастливых зрачкахМедь. По жаркой смоле,За хохот мглы, за гнев боговСюда не доходят мысли,Но здесь душа его и нельзяБез нее там, на земле.

РАЗНЫЕ СТИХИ