Брайан Стэблфорд - Течение Алкиона Страница 2

Сейчас небо такое же черное, как и горы. Пустынная равнина не просматривается. Я развожу костер. Огонь дает немного тепла. Лэпторн пожаловался бы на его скучный цвет и скверный вкус. Но это все, что у меня есть. В коробке остался запас энергии, но вся она предназначена для одной-единственной цели: поддерживать слабый и бесполезный — я был в этом уверен — радиосигнал о помощи, который был моей последней надеждой на вероятность спасения. Радиосигнал имеет ограниченный диапазон, и вряд ли какой-нибудь корабль попадет в зону его действия, потому что нахожусь я в пределах черной туманности, куда ни один из здравомыслящих капитанов свой корабль не поведет. Но радиосигнал — моя единственная связь с миром за горами и, конечно, заслуживает всей оставшейся энергии «Джевелин» до последней капельки.

Поднятые ветром тучи песка скрипят у подножия склонов. Костер потрескивает. Кажется, что ветер постоянно меняет направление таким образом, что, где бы я ни сидел, он несет дым прямо мне в лицо. Ну и вредный здесь ветер. Крест на могиле Лэпторна утром снова будет лежать. Мотыльки, привлеченные игрой огня, мелькают перед глазами. Их тени трепещут в свете костра.

Искры, летящие из огня, напоминают мне звезды. Хотелось бы мне быть мотыльком, чтобы снова улететь с этой маленькой планетки к звездам. Ветер знает об этой праздной мечте и дразнит меня ею. Он нашептывает ее мне в ухо. Это ветер, который приносит воспоминания обо всех других планетах, других временах, косвенно, по крайней мере, и это заставляет меня сопротивляться его настойчивости.

После работы на Новой Александрии, когда мы приобрели наш прекрасный новый корабль, я позволил Лэпторну делать то, что ему хотелось. Мы отправились на Венец и бродяжничали там в поисках новых планет и новых способов зарабатывать деньги. Выгоды и комфорта там было мало, если они вообще были, и ничего хорошего нам это путешествие не принесло. Лэпторн по меньшей мере дважды влюблялся, но у него это было ненадолго, касалось ли это женщины или планеты. От событий оставались шрамы и воспоминания, но ничто не могло овладеть душой Лэпторна на долгое время.

Мы торговали с Лакшми, взрослые жители которой были похожи на мух с золотыми крыльями, а дети росли в земле, из яиц, подобных узловатым корням деревьев. Мужские особи существовали только в вегетативной фазе. Одно поколение взрослых мужских особей опыляет женские цветы следующего поколения, а тычинки цветов служат куколками ими же оплодотворенных мух женского пола. Даже Лэпторна слегка тронула эта раса, хотя некоторое время у него проявлялась тенденция заговаривать с деревьями. А пару раз я видел, как он смотрел на огненных мух с выражением тайного восхищения.

Мы жили с маргианцами, у которых были лица собак, в гнездах, висящих между верхушками деревьев на паутине веток и лиан высоко над экваториальными болотами, покрывавшими планету.

На Варварине Лэпторна укусила змея, и он умер бы от этого, если бы не кочевники, которые спасли ему жизнь в обмен на одну из его рук,

Они отняли у него кисть руки и сняли с нее плоть. Один из них соединил кости медной проволокой и стал носить на шее как талисман. У некоторых кочевников было по два таких талисмана, и почти у всех на самом видном месте тела было изображение руки. Рука, которую носишь на шее или талии, никогда не задушит тебя и не украдет у тебя. Это имеет особое значение, когда у тебя есть враги. У кочевников они были. Варварианцы умели врачевать, и они исцелили Лэпторна. Помощь всегда требует вознаграждения, пусть иногда и своеобразного.

Я предпочел иметь обе руки на месте. Мне это было необходимо. Однорукий инженер может выполнять свою работу, но однорукому пилоту грош цена.

На Бирс мы попали в нектар скорпионовых лилий, которые растут только на рассвете и вянут, когда солнце встает над горизонтом. Но местный день равен двум нашим годам, и рассвет тянулся долго. Мы следовали за восходом солнца по планете полгода, пока не прибыли к берегу моря, через которое нельзя было переправиться. До тех пор, пока рассвет не достигнет противоположного берега, лилий больше не будет. Сотни местных жителей с восторгом предприняли такое же путешествие, и более половины из них погибло в муках ностальгии. Оставшиеся в живых отправились в обратный путь, чтобы снова ждать солнца. Это были хрупкие болезненные люди, а у нас с Лэпторном были более крепкие желудки и более здоровый рассудок. Мы вернулись к нашему кораблю и перелетели на другой берег.

Даже Лэпторн не получил того, чего ждал от этих лет, проведенных на Пограничье. Его жажду новых идей и новых приключений невозможно было утолить. Казалось, у него была бесконечная способность изменяться. Все добавляло его личности новые грани. Он никогда не бывал сыт, никогда не иссякал. Я думаю, что, возможно, Лэпторн нашел секрет вечной молодости. Он все еще был сильным и здоровым, когда умер, пытаясь смягчить посадку «Джевелин». Тогда как я остался невредимым у пульта управления. Если корабль падает, то это вина пилота, но неизменно больше страдает инженер. В то время ничто не производило на меня впечатления. Возможно, я знал секрет вечной старости. Звездные миры ничему не могли меня научить. Лэпторн говорил, что у меня нет души. Я полагаю, мы абсолютно друг другу не подходили. Действительно, наше сотрудничество никогда не несло в себе никакой гармонии. Мы работали вместе потому, что вместе начинали, и ни один не посмел бросить другого. Думаю, Лэпторн был излишне мечтательным для»ого, чтобы слишком уж обращать внимание на то, кто там наверху над ним. Потому что все, что его интересовало, — это куда мы собираемся и где мы уже были. А мне было наплевать, кто там внизу в ходовой части, если его работа меня не подводила.

Но все, что мы собрали за годы скитаний по Пограничью, — репутация. Груз, который мы перевозили, не принес нам состояния, но способствовал распространению слухов. Истории, которые мы позволяли о себе рассказывать, производили впечатление, в то же время в них было достаточно правды, чтобы другие путешественники убедились в том, что мы действительно могли сделать то, о чем им рассказывали. Лэпторну нравилось, когда люди говорили о нас.

Костер гаснет. Пора спать. Хотелось бы мне хоть раз не ложиться спать голодным. Но об этом я думаю каждую ночь. Здесь не слишком много съедобной растительности в горах и живности в пустыне. Корабельные запасы овсянки для дальних космических путешествий недавно кончились. Однако я не умираю от голода. Я жую листья и охочусь за мышами. Я ищу способ выжить.

Но я всегда голоден. Наверное, я должен благодарить небо за то, что еще не отравился. Но планета поддерживает мою жизнь. Я здесь нежелателен, но меня терпят, потому что я не слишком большая обуза. Однако Лэпторн, наверное, чем-то пришелся не по душе планете. И еще здесь есть ветер, который хочет с кем-то поговорить, возмутить чью-то память, захватить чей-то мозг.