Если вы вооружены и находитесь на станции метро Гленмонт — пристрелите меня, пожалуйста - Питер Фрост Дэвид Страница 3

бегать и прыгать с учётом того, что мой мозг работает в сотни раз быстрее тела, но после замедления, которое мне придал золпиден, контроль над телом стал практически невозможен. Я упал с лестницы. Несмотря на то, что я замер посередине шага, я абсолютно не мог контролировать свои мышцы. Мысленно я командовал ноге двигаться вперёд — это занимало часы, а потом назад, если мне казалось, что я промахнусь мимо следующей ступеньки. Часы уходили на то, чтобы скорректировать то, насколько согнута моя щиколотка, и часы — на то, чтобы согнуть её по-другому, если с первого раза не получалось.

Несмотря на все мои попытки, я подвернул лодыжку на следующей ступеньке. Замедление ни капельки не смягчало боль. Несколько часов беспрерывной боли в подвёрнутой ноге. Должно быть, нервные сигналы о боли, которые поступают в мозг, работают не так, как нервы в ушах. Звуки растягивались во времени, понижаясь до невозможности их воспринять, а боль не менялась с течением времени. Прошло много часов возрастающего давления на подвёрнутую ногу, пока я переносил на неё вес. Часы нарастающей боли.

Я заваливался вперёд, не в силах контролировать своё медленное тело. Целые дни прошли, пока я скользил вниз, пытаясь развернуть корпус так, чтобы не удариться головой о землю. У меня получилось — я ударился плечом. Сначала я даже не почувствовал удара, но давление нарастало, как нарастала боль — час за часом. Плечо не выдержало и вылетело из сустава одним бесконечным рывком. Несколько дней спустя я остановился, свернувшись на земле и глядя в полоток. Плечо до сих пор болело так же сильно, как и в момент удара. У меня было достаточно времени, чтобы подумать обо всём на свете во время этого падения. Если каждая секунда длилась как день, каждая минута реального времени занимала годы. Даже если действие лекарства закончится через два-три часа, для меня этот кошмар будет длиться несколько веков.

К моменту, когда я упал на пол, у меня был план. Надо добраться до платформы и броситься под поезд.

Я попробовал встать на четвереньки, но переоценил силу, с которой нужно было повернуться, и перекатился на спину. Плечо болело уже несколько дней и просто молило о пощаде. Вторая попытка — я упал лицом вниз, пытаясь понять, как контролировать тело, которое двигается медленнее, чем растёт трава. Несколько недель бесплодных попыток — и я наконец встал на колени. Если мне удалось встать на четвереньки с таким трудом, без сомнения, идти или бежать мне не удастся. Так что я пополз — я пополз по станции метро, неделями наблюдая за недоумевающими людьми вокруг меня, прополз под турникетом и на эскалатор.

Эскалатор в час пик двигался со скоростью ледника, сползающего в море. Пока я спускался по нему, я рассматривал переполненную людьми платформу. На табличке, отслеживающей движение поездов, было написано, что следующий поезд прибудет через 20 минут. Двадцать минут — это целый год для меня. Мне придётся торчать на станции метро целый год, ожидая смерти. Я сполз с эскалатора, несколько дней разглядывая обеспокоенные лица офисных работников. Мне удалось доползти до скамейки и свернуться рядом с ней, пытаясь найти такое положение, чтобы не беспокоить больное плечо.

Но положение дел ухудшилось, насколько это было возможно.

Замедление на ступеньках было всего лишь началом взаимодействия экспериментального лекарства и золпидена. А сейчас они начали взаимодействовать в полную силу. Я моргнул — и за этим последовали годы темноты. Слуха у меня уже не было, но моргая, я лишился и зрения. Годы абсолютной темноты и тишины, заполненные только болью в повреждённом плече.

Мой ускоренный мозг заполнял пустоту от сенсорной депривации как мог. Со мной говорили голоса, они пели на несуществующих языках. Узоры, лица, цвета мелькали перед моими закрытыми глазами. Я вспомнил всю свою жизнь — и придумал себе другую. Я забыл английский. Я впал в отчаяние. Молился Богу. Стал Богом. Я создал новую вселенную в своём воображении и оживил её. И так снова, и снова, и снова.

Глаза открывались с медлительностью тектонических плит. Недели — слабое мерцание, недели — проблеск света, недели — узкая щелочка, через которую я мог рассмотреть платформу метро: лодыжки пассажиров недалеко от меня и объявление на другой стене.

Я достал телефон из кармана — действие, которое заняло десятилетия. Как я могу описать эту невыносимую скуку? Даже боль в плече не сравнится с ней. Я подумал каждую мысль, которая могла бы прийти ко мне в голову, уже не по разу. Объявление на стене напротив не менялось и лодыжки людей не двигались. Совсем. Скука была настолько насыщенной, что казалось, её можно потрогать, как будто каменные и металлические обручи сжимали мой мозг. От этого невозможно было сбежать.

Что я мог поделать? Если я брошусь с платформы, не дождавшись поезда, который меня собьёт, я не умру. Я испытаю бесконечную боль, сильнее, чем от падения с лестницы, но скорее всего, кто-нибудь добренький спасёт меня до прибытия поезда, и я не смогу ничего сделать, когда поезд на самом деле появится.

Моё страдание будет бесконечным.

Значит, надо дождаться поезда, чтобы броситься прямо под него. Когда он собьёт меня, я буду чувствовать, как меня разрывают на части веками до того, как я умру и всё это наконец-то закончится. Я прожил сотни жизней у этой скамейки. Моя душа намного старше любого человека, кто когда-либо жил на Земле. Большая часть моей жизни — это вспышки боли в вывихнутом плече, лежание на платформе метро и наблюдение одного и того же: объявления и чьи-то ноги.

Этот пост — мой план Б. Моя последняя молитва. Моя авантюра. Несколько жизней я провёл, печатая этот пост, надеясь, что кто-нибудь прочитает его и убедится в том, что мои страдания надо прекратить. Кто-нибудь, кто сейчас на этой платформе. Кто-нибудь, кто найдет мужчину, лежащего около скамейки, который недавно полз вниз по эскалатору. Кто-нибудь, кто убьёт этого мужчину как можно быстрее. Выстрел в висок.

Если вы вооружены и находитесь на станции метро Гленмонт — пристрелите меня

Перевод: Timkinut

Примечания

1

Золпиден — снотворный препарат.