Вторая жизнь Арсения Коренева (СИ) - Марченко Геннадий Борисович Страница 4

На лечебном факультете Саратовского мединститута преимущественно обучались девушки, а если точнее, то в двух выпускных потоках учились 79 молодых людей и 103 представительницы прекрасной половины человечества — почему-то эти цифры намертво вклинились в мою память. Наша четвёрка сдружилась сразу, этому способствовал и тот факт, что нас заселили в одну комнату в общежитии мединститута. Все мы приехали из разных городов: я из Пензы, Димка из Тамбова, Олег из Красноармейска Саратовской области, а Марк из Липецка. Уже на первом курсе из нас получилась сплочённая команда, мы старались жить по принципу «один за всех, и все за одного». Нас даже называли в институте «четыре мушкетёра».

Только всё это было полвека назад. В 76-м мы закончили институт и нас разбросало кого куда. Я, к примеру, посещал кружок при кафедре госпитальной терапии, увлекся кардиологией и в итоге остался в клинической ординатуре на кафедре, которая базировалась в саратовской областной больнице. Петровского отправили в Ярославль, Беленького в Брянск, а вот Олегу в этом плане повезло — образовалась вакансия в райбольнице его родного Красноармейска. Понятно, что все трое отправились интернами — годовая интернатура была введена относительно недавно, в 69-м, и просуществовала в моей реальности до 2016 года.

Я же через три года был приглашён в Пензенскую областную больницу имени Бурденко. Ещё три года спустя распахнула свои двери новая клиническая больница имени Захарьина, куда меня сразу же пригласили в отделение кардиологии, которое я возглавил в 1983-м, будучи к тому времени кандидатом медицинских наук. А в 98-м вновь вернулся в областную, также руководителем отделения кардиологии, к тому времени уже в статусе доктора наук.

Судьба у всех нас сложилась по-разному. Морозов после интернатуры поступил в Ленинградскую Военно-медицинскую академию, а в 1981-м в звании капитана медицинской службы погиб в Афганистане. Марк Беленький после интернатуры вернулся в Липецк, стал известным анестезиологом, умер от онкологии в 2012-м. Так что из «мушкетёров» в живых на ноябрь 2023-го оставались только мы с Петровским.

В живых… Я вспомнил, как у меня, кардиолога с почти полувековым стажем, избили на Олимпийской аллее «гости» из Средней Азии, и как затем я оказался… Чёрт, это и правда было чистилище? Во всяком случае, воспоминания были довольно реалистичными. И этот архангел, заявивший, что произошла ошибка и они отправят меня почти на полсотни лет назад, да ещё снабдят какими-то способностями… Интересно, в чём они выражаются? Проявятся ли они в ближайшее время — или хотя бы когда-нибудь — или надеяться даже не стоит?

— Похоже, всё-таки тепловой удар, — услышал я голос Марка. — Давайте перенесём Арсения в тень, и нужно сделать ему влажный компресс на голову. Ещё попить хорошо бы дать воды, а у нас он только пиво.

— Тень вон, под «грибком», а носовой платок сейчас в Волге намочу. Он у меня чистый, — уточнил второй голос.

Это уже Димка говорил. Я открыл глаза и увидел, что вокруг понемногу собирается народ. На меня смотрели кто с любопытством, кто с сочувствием. Слышались советы, кто-то предлагал вызвать «скорую». Одна пожилая женщина негромко высказалась по поводу, что, мол, нечего пиво пить на пляже, ещё бы водку с собой принесли.

Я приподнялся на локтях. К шуму в ушах добавилось лёгкое головокружение, однако в целом я чувствовал себя сносно. Покосился на парочку со «Спидолой», из которой уже доносилась следующая песня в исполнении Магомаева про лучший город земли.

— Парни, не надо меня никуда тащить, вроде нормально себя чувствую.

— Ты уверен? — нахмурившись, спросил Беленький. — Просто так сознание не теряют. Всё же, думаю, стоит тебе перебраться в тень. Сам сможешь встать?

Ох уж этот его менторский тон, над которым мы всегда беззлобно посмеивались… На меня нахлынуло чувство какой-то непонятной тоски, смешанной с ностальгией, аж ком в горле встал, да ещё в носу защипало. Я сделал глубокий вдох, приводя себя в чувство.

— Смогу, чего же не смочь, — выдавил я из себя, как мне показалось, немного жалкую улыбку.

Вскоре я оказался под шляпкой покосившегося пляжного «грибка», по соседству с сидевшей на расстеленном покрывале бабушкой, которая в этот момент назидательным тоном что-то выговаривала девочке лет пяти, наверное, внучке, одетой в одни только красные трусики. На бабуле был допотопный купальник в виде сатинового бюстгальтера на пуговицах чёрного цвета, из которого вываливались дряблые груди, и таких же чёрных, семейных трусах типа унисекс.

В тени я и впрямь почувствовал себя комфортнее, а тут ещё мне всё же на лоб положили смоченный в воде носовой платок. Парни перетащили сюда одежду, а заодно и банку с пивом, которую сейчас держал в руках Олег. Банка была трёхлитровой, на треть наполненная жидкостью тёмно-янтарного цвета. Пиво производства местного пивзавода. Не самое плохое, кстати. Помнится, продавалось в Саратове бутылочное пиво под названием «Саратовское» — так вот дрянь редкостная. А вот разливное ещё можно было пить.

В этот момент я и вспомнил, как полвека назад после сдачи госэкзаменов мы вчетвером отправились на Волгу отметить это дело, затарившись парой трёхлитровых банок местного пива и вяленой чехонью. Причём банки можно было купить прямо возле пивзавода, там ими постоянно торговали старушки. Отмывали банки из-под огурцов или что там в них раньше было, сок, может, какой, а потом торговали ими возле магазинчика у пивзавода. Втридорога драли за свою стеклотару, но покупатель всегда находился. Не всё же пиво в полиэтиленовые пакеты наливать.

А чехонь я обожал. Когда позже проездом или по делам оказывался в Саратове, то всегда закупался на «Центральном колхозном рынке», в народе его называли Сенной, по неофициальному названию площади. Это что же, Рафаил, как и обещал, отправил меня в этот самый день?

Банка, похоже, какое-то время стояла в воде, закопанной в прибрежный песочек, так как пиво было ещё относительно прохладным. Я сделал глоток… Уф, класс! И, даже не успев сообразить, что товарищам уже ничего не останется, нагло опорожнил банку.

— Пардон, братцы, не удержался, — изобразил я кота из «Шрека» — некогда любимого мультика внуков.

Парни заулыбались, а Димка похлопал меня по плечу:

— Да у нас же ещё вон банка в воде стоит. Ты же сам её ставил… Сейчас принесу.

Он метнулся к воде, а Олег сунул мне промасленный газетный свёрток:

— Чехонь будешь?

Из свёртка на меня соблазнительно пахнуло вяленой рыбой, я почувствовал, как рот моментально наполнился слюной. Вскоре я уже чистил рыбёшку, отрывая от хребта сочные, жирные кусочки солоноватого мяса, буквально таявшие во рту. А рядом стояла полная банка тёмно-янтарного саратовского пива, из которой мы отпивали по очереди — рыбу парни тоже не оставили без внимания.

Потянувшись к очередной рыбёшке, я зацепился взглядом за название газеты. Это была «Заря молодёжи» — орган Саратовского обкома ВЛКСМ. Дата стояла 16 июня 1976 года, среда.

— Свежая? — спросил я Марка, который обстоятельно разделывал чехонь.

— Кто? Рыба?

— Я про газету.

— А-а… Вчерашняя вроде… А что?

— Да нет, так просто.

Значит, сегодня 17-е июня, четверг. Ну да, последний экзамен, если память не изменяет, мы должны были сдать вчера, а завтра получить на руки дипломы и распределения на интернатуру и ординатуру.

Между тем Димка уже приник к новой банке, а потом она пошла по кругу. В это время мы как-то не переживали по поводу того, что можно чем-то заразиться, употребляя напитки из одной стеклопосуды. Вон и продавщицы кваса наливают в одни и те же стаканы и кружки, ополоснув их в фонтанчике, да и в автоматах с газированной водой та же ситуация, и никому в голову не приходило заморачиваться из-за такой ерунды.

Димка достал пачку сигарет «Плиска», на упаковке которой красовался всадник с копьём, щелчком выбил одну сигарету, и вскоре уже делал первую затяжку. Его примеру тут же последовал Олег, он курил тоже болгарские, только «Дерби». Мы с Марком, точно помню, курить за время учёбы так и не пристрастились, хотя я честно пробовал ещё в подростковом возрасте — не зашло.