Антон Антонов - Пражский музей пыток Страница 3

И двери. Вернее дверные проемы. По обеим сторонам. Дверные проемы без дверей в коридоре без стен!? Голову стянуло горячим обручем. Она враз потяжелела на добрых четыре килограмма. Где я?..

Приблизившись к очередному дверному проему, я остановился. Бросил взгляд туда, откуда убегал: ничего тревожного. Звуки тоже пропали, остался только один. Я вгляделся в черноту проёма. Чем дольше смотрел тем чётче слышался странный вопль. Словно кричат вдалеке. Кажется, что кричащему страшно, но ему это нравится. Я сделал шаг к проёму. Нотки сладостного восторга прорезались всё яснее. Голос этого, скрытого от глаз, эмоционального мазохиста, набирал силу. Я подошел вплотную к стене темноты. В сознание вполз кто-то чужой и втащил за собой желание войти в проем. Перед мысленным взором поплыли фантастические картины кошмаров, но таких близких, родных. Резкая боль в животе, от стянувшегося до невозможности туго, узла холода, сорвала оцепенение. Я посмотрел на занесённую для шага ногу. Неизвестный из темноты терзал слух криком, пропитанным только ужасом. Я вздрогнул. Медленно отступил назад. И, шумно выдохнув, опять побежал.

Странные проёмы, начинают появляться чаще. Темнота осиротевших дверных коробок, тихо вопящих, пугает и отвратительно притягивает, обещая сладкий кошмар. И я против воли замедляюсь. Ноги норовят завернуть в чернильно-чёрный прямоугольник. Каждый раз, с трудом не даю себе войти туда, и двигаюсь дальше. Слава богу. Спасибо, спасибо.

Раздаётся вой. На грани слышимости. Животного способного издавать такой звук я не знаю. Да, конечно, всех существ мира я не слышал, но уверен эта тварь совершенно другая, чужеродная. Следом доносится глухой скрежет, будто части огромного механизма пришли в движение после сотни лет ржавления. Я останавливаюсь и кручу головой, стараясь высмотреть хоть что-то намекающее на источник этих звуков. По левую сторону, вдалеке, немного развеивает туман, всего на пару секунд. Тут же мелькнувшие очертания мозг соглашается принять не сразу: гигантская помесь кальмара, медузы и ещё невесть кого с ломано-панцирным покровом. Темно синего, почти чёрного, с зеленоватым отливом цвета. Вся в дырах, как подгнивший кусок ткани. И я готов ответить за свои слова – даже с такого далекого расстояния и в короткий промежуток времени, были видны на ней сероватые щетинки, живущие каждая своей жизнью.

Я срываюсь с места и мчусь со всей возможной скоростью. Не важно, что точка назначения неизвестна, главное бежать: в надежде скрыться от парящего нечто. Уже через десяток шагов меня рвёт, и чуть не падаю: трудное дело, тошнить на ходу. Почти растянувшись во весь рост, неуклюже спотыкаясь, выпрямляюсь. В то же время смотрю за спину: там мелькают росчерки силуэтов, похожих на тех, первых тварей. Отведя руку с пистолетом назад, палю пару раз. Бросаю взгляд через плечо: в тумане истаивает краснота, значит попал. Тут же рука сама собой наставляет оружие вперёд, палец дергает спусковой крючок три раза. Первый выстрел. Второй выстрел. Восемь, восемь, это восьмой выстрел, ствол явно восьми зарядный, это конец! Что дальше? Что дальше? Патронов нет! Грохнув третий раз, пистолет влепил рассудку ментальную пощечину. Я выныриваю из колодца помешательства. И срываюсь обратно: девять!? Последний или ещё один? Как узнать, как? Впереди, одна за другой исчезают три розовые кляксы. Давайте твари, давайте, кто бы вы не были! Ну!

– Хоть одна! Ну где же вы? Где, псы бешенные, где? – кричу и бегу выставив руку с оружием вперед. Палец на спусковом крючке дрожит. Пистолет как кусок мыла норовит выскочить.

Громадная область тумана впереди сильно темнеет. Скрежет. Щелканье. Хлюпанье. Всё сразу и громко.

Давлю изо всех сил на спусковой крючок. Ничего.

Я бегу. Мой персональный коридор движется всё так же вместе со мной. Я бегу. И всё больше деталей нового существа проступает из тумана.

Давай же! Палец окаменел. Стреляй… Стреляй! Жми! Ну! Несуществующий звук хруста ломающегося сустава указательного пальца правой руки, предваряет череду выстрелов. Да! Да! Получи свинца, тварь!

Почти успеваю добежать до гигантского красного облака прежде чем оно исчезает. Перехожу на шаг. Плечи тяжело опускаются, плетусь ссутулившись. Пять. И девять. Поднимаю пистолет к глазам. В тебе не может быть 14 патронов. Окидываю взглядом окружающий «пейзаж». Но и этого места не может быть. И меня в нём… Стиснув рукоятку, опять перехожу на бег.

Музей, музей, музей. Грёбаный музей!

– Я должен быть в музее! В музее!

Я останавливаюсь и запрокинув голову ору надрывая горло:

– Какого хера я тут делаю! Какого, хера? – складываюсь пополам от накативших рыданий, а затем падаю на колени. Меня трясет. Музей… Я должен быть в музее… Почему?

– Почему-у-у-у-у? – утыкаюсь лбом в черный пол, с остервенением стуча рукоятью пистолета.

Раздаётся рёв. Гораздо ближе чем в первый раз. Я вскидываю голову. Снова рёв, уже вперемешку со скрежетом. Ещё ближе.

Я подскакиваю, кидаюсь бежать. Резко торможу, верчусь вправо влево. Куда, куда?

Справа, учтиво распахивает объятия чёрный прямоугольник. Там не может быть хуже. Закрываю глаза, чтоб не передумать, и вламываюсь в темноту.

2

Чёрт, всё– таки сломал. Отлепив себя от стены, осторожно прикасаюсь к разрывающемуся от боли носу. Так, ничего не сдвинуто вроде, крови нет. Просто ушиб, но блин больно-то как! А где?.. Смотрю на правую руку: пустую, руку. Медленно оборачиваюсь, осматриваясь: мини-дыба стоит, не обращая на меня внимания. Как и палачи на картине за ней. Их больше занимает бедолага на пыточном кресле. Абсолютно, мне, незнакомый.

Я во второй комнате с экспонатами, в музее. Наклонившись, упираюсь руками в колени и делаю долгий выдох замершего в легких воздуха.

Я спятил? Блин, надеюсь нет. Выпрямившись, делаю глубокий вдох и еще один долгий выдох. Видения прекратились, так что нет, не спятил. Надеюсь. Тщательно ощупываю голову на предмет ран, ушибов и других признаков, что всё пережитое – галлюцинации после травмы. Не считая носа, голова в порядке. Трясущимися руками вытаскиваю из джинсов мобильник. Половина девятого. И что? Ты помнишь во сколько пришёл? Тем не менее, несколько успокоенный, пожимаю плечами, отвечая сам себе: хотя бы день тот же. Чёрт, у меня всё же случился истерический припадок. Другим знать об этом не обязательно. Так что сейчас главное свалить из музея, сохраняя достойный вид. На кой только хрен я сюда попёрся!? Всё, забудь.