Ради милости короля - Чедвик Элизабет Страница 2

– Он пытался убить меня… в доме Господа нашего… Честное слово, пытался. Уилл видел, правда, Уилл?

– Да… – отводя глаза, прохрипел Уилл, как будто сжимали его собственное горло.

– Если бы я хотел тебя убить, ты был бы уже мертв! – огрызнулся Роджер.

Окинув мачеху и братьев по отцу испепеляющим взглядом, он выбежал из церкви с плащом на локте и мечом в здоровой руке. Вслед полетела брань мачехи, но Роджер не обратил внимания, поскольку давно привык к ее немилости.

– У меня было слишком мало солдат, – сказал Роджер отцу.

Меч висел на его бедре – бремя и опора одновременно. Мужчине не нужно оружие, чтобы поддерживать уверенность в себе, он должен хранить спокойствие в любых обстоятельствах, но в присутствии отца Роджер всегда терялся. Граф держал военный совет у себя в спальне. Роберт Лестер и все старшие рыцари явились, чтобы полюбоваться унижением, которому Гуго Биго подвергнет своего старшего сына с помощью острого языка.

– Ты всегда находишь оправдание! – прорычал Гуго. – Я могу дать целую армию, но ее все равно не хватит. Я не посмел возложить на тебя бремя, потому что ты недостаточно силен для него.

Роджер вскинул руку, и боль в ране обожгла ее, словно осиное жало.

– Вы не дали мне средств, чтобы исполнить ваше поручение. Вы не доверяете мне, не полагаетесь на меня должным образом, не…

– Доверие! – Норфолк обнажил частокол зубов, пожелтевших за семьдесят с лишним лет. – Ты прекрасно умеешь терять опытных людей, которых мы не можем позволить себе потерять, и выпускать добрый выкуп из своих неуклюжих пальцев. Ты обошелся нам дороже сотни марок, а это больше, чем стоит твоя шкура. Сколько еще доверия тебе нужно?

Роджера затошнило. Иногда ему казалось, что его собственная смерть – единственная плата, которой удовлетворится отец. Что бы Роджер ни делал, все было неправильно. Вчера они захватили и разрушили замок Холи, взяли с рыцарей обещание уплатить выкуп, а остальной гарнизон перерезали фламандцы Лестера. Задачей Роджера было сторожить подземный выход из крепости, но отец дал ему слишком мало людей, и некоторые защитники замка сумели бежать, попутно убив несколько солдат Роджера.

– Современные юноши – мягкотелое племя, не то что мы в их годы, – произнес Роберт Лестер, наблюдавший, как отец и сын обмениваются колкостями. – Оставьте его. По крайней мере, он не сбежал с поля боя. Уверен, мы еще найдем ему полезное применение.

– Ага, ходить за телегой с навозом, – фыркнул Гуго и указал на скамью. – Придержи язык, мальчик, садись и слушай. Посмотрим, задержится ли хоть что-нибудь в твоей пустой голове.

Роджеру уже исполнилось двадцать пять, и он давно распрощался с детством. Это случилось одним солнечным летним днем, когда ему было всего семь лет. Запертый на чердаке, он в смятении наблюдал из окна, как его мать уезжает от отца, брак с которым был объявлен недействительным, чтобы начать новую жизнь с другим мужем. Не прошло и недели, как во Фрамлингеме ее заменила Гундреда, через девять месяцев произведя на свет Гуона. Отец никогда не называл Роджера «мальчиком» с любовью, а всегда с презрением или негодованием. Ребенком Роджер этого не осознавал, но зрелость принесла понимание. Суть во власти, в унижении младшего самца… и в наказании. Его мать спаслась, но не он, ее заместитель. По общему мнению, мать и сын одинаково относятся к жизни, а с точки зрения отца, подобная черта непростительна.

Опустив глаза, Роджер перешагнул через скамью и сел, сложив руки. В поисках поддержки его правая рука коснулась литого железного диска навершия меча.

– Холи больше не помеха, – произнес Лестер, – но цитадель в Уолтоне стоит, как и в Ае.

– Ай поврежден, – хрюкнул Гуго, – и гарнизон не осмелится покинуть его стены. То же касается Уолтона. Мы должны вторгнуться в Центральные графства, пока Генрих сражается в Нормандии, а юстициарий[4] занят преследованием шотландцев. Как только Лестер станет вашим, мы сможем продвинуться на северо-запад и присоединиться к Честеру.

Роджер стиснул зубы при откровенном намеке отца на то, что Лестер должен двинуть армию на собственные земли. Фламандцы с устрашающей скоростью уничтожали запасы Норфолка, и их фуражиры уже совершали набеги на сельскую местность.

– Разумеется. – Жесткая улыбка скривила губы Лестера. – Я не стану больше злоупотреблять вашим гостеприимством, но мне нужны припасы.

Роджер заметил, как отец сощурился.

– Мне больше нечего дать. Амбары опустошены до последнего снопа, стога разметаны. К зиме придется закупаться, и только Богу известно, по какой цене.

– Так пусть припасы предоставят наши враги. Кладовые аббатства в Эдмундсбери, по слухам, полны, и аббат нам не друг.

Гуго потер челюсть, размышляя, его пальцы скребли по щетине. Он бросил на Роджера презрительный взгляд:

– Резать свиней… – В его усмешке не было ни капли веселья. – Хотя бы с этим ты справишься?

Роджер так же взглянул на отца:

– Вы хотите, чтобы я угонял свиней и жег деревни?

– Для начала. Если хорошо себя проявишь, подумаю о повышении, но пока ты пригоден только для фуражировки. Можешь идти.

Роджер вскочил со скамьи, кипя от злости. Как просто было бы выхватить меч и вонзить в плоть, взбеситься, подобно дикому быку. Просто… и бессмысленно.

– Эдмундсбери, – сухо произнес он.

– Надеюсь, ты не питаешь суеверного страха перед церковью? – поднял бровь отец.

Поскольку сын и наследник последнего короля умер после набега на земли аббатства Святого Эдмунда, Роджер мог бы сказать: да, питаю. Но, зная, что отец ожидает подобного ответа, не заглотил приманку:

– Нет, сир, но мы стали вассалами аббатства за три рыцарских надела, и я всегда почитал церковь.

– А чтишь ли ты отца своего? – Гуго чуть наклонился вперед и сжал кулаки. – Я заставлю тебя повиноваться… мальчик. Другие мои сыновья не пренебрегают сыновним долгом и не оспаривают мою власть.

Роджер заскрежетал зубами и, небрежно поклонившись отцу и графу Лестеру, широкими шагами вышел из комнаты. Его самообладание висело на волоске. Укрывшись у себя в спальне, Роджер бросился на сундук с оружием и закрыл лицо руками. Это уже слишком. Он не просто балансирует на краю пропасти. Он упал и пытается удержаться, а отец стоит над ним, собираясь раздавить его пальцы, тщетно ищущие опоры, и отправить его прямиком в бездну.

Узоры света, падавшего сквозь окно с открытыми ставнями, поблекли, когда на солнце набежали облака. Мышь шмыгнула по полу и исчезла в норе, прогрызенной в боку прислоненного к стене тюфяка. Роджер настолько разозлился, что подошел к кувшину, плеснул водой в лицо и прополоскал рот, чтобы смыть привкус встречи. Он вытащил меч и посмотрел на него. Лезвие нуждается в заточке после вчерашней сечи, и зарубки надо убрать, но меч все равно безупречно уравновешен. Жизнь должна быть уравновешена так же, но увы!.. Буквы INOMINEDNI, сбегавшие по долу[5], тускло мерцали золотистой латунью. «Во имя Господа…»

В дверной проем упала тень. Роджер поднял глаза и увидел Анкетиля, своего рыцаря.

– Сир, я принес весть. – Взгляд голубых глаз северянина остановился сперва на мече в руке Роджера, затем на нем самом.

– Хорошую или плохую? – равнодушно спросил Роджер и вернул оружие в ножны.

– Это как посмотреть. Де Люси заключил перемирие с шотландцами. Теперь он повернет на юг, к нам. Посланец только что прибыл к вашему отцу и графу Лестеру.

Роджер сомневался, что это известие изменит отданное отцом приказание, разве что сделает его безотлагательным. Лестеру неминуемо придется выдвигаться, если он хочет защитить свой замок.

– Видел его на вашем брате сегодня утром в часовне, – указывая на ножны, сообщил Анкетиль. – Ему не идет.

– У него больше не будет подобной возможности покрасоваться.

Внезапно сознание Роджера прояснилось, и решение оказалось на удивление простым – все равно что выбросить кусок использованного пергамента и взять чистый, не тронутый острым стержнем лист.