Екатерина Тюрина - Дорога Страница 2

— Принцесса, — подошел ко мне Сарон, — вы замерзли?

— Немного, — помедлив, решила все-таки признаться я. — мне непривычна походная жизнь.

— Это мы уже поняли… Идемте, я расстелю ваш спальник. Что оставалось делать? Я пошла хоть и подозревала, что этим расписалась в признании о полной своей бесполезности. Против правды не пойдешь, и доказывать что-то смысла не имеет, хотя бы просто потому, что я действительно в данной ситуации скорее если не обуза им всем, то балласт точно. Вскоре я поняла для чего разожгли именно три костра. Посередине между ними мужчины расстилали свои спальники, впритык друг к другу, чтобы ночью не было холодно одному боку и жарко другому.

Сами спальники заслуживали отдельного описания. Тонкие легкие одеяла связанные из чьей-то светлой шерсти, были удивительно тонкими и сворачивались в компактный валик. И при этом грели лучше пуховых толстенных одеял. Удивительно. Да и кстати ни шерстью ни чем-то еще они не пахли и не кололись. Северяне посмеивались, видя мой интерес. Лучше б просветили. Сарон как будто прочитав мои мысли подсел ко мне.

— Это наши женщины вяжут, чтобы ночью на снегу не мерзнуть. Это очень сложная работа, ее высоко ценят.

— А чья эта шерсть?

— Ир'инти.

— Кого? — переспросила я. Может, послышалось?

— Ир'инти, как бы сказать, по-вашему… Тут к нам подошел Северин, ходивший куда-то вместе с еще тремя северянами (когда же я запомню их имена? Вроде, никогда не жаловалась на память!) и присел с другой стороны от меня.

— Князь! — обрадовался Саон. — как перевести для княжны «ир'инти»?

Я уже не раз замечала, что между собой они зовут меня не принцессой а княжной. Когда не разговаривают на своем резком свистящем языке, разумеется, но это они делают редко. Кажется, князь им сказал, что в присутствии чужестранца говорить полагается на его языке. К слову, на всеобщем (принятом в Королевстве после объединения) немногие из них говорили хорошо, только Князь, Сарон и еще кое-кто, остальные, как я поняла, учились.

— Никак, — ответил Северин. — В языке моей невесты нет даже приближенного к этому слову понятия.

— Не дело это, — вроде как расстроился Сарон. — Надо научить княжну говорить по-нашему. А то, что же это, непонятно ведь ей ничего…

— Научим обязательно, — улыбаясь, пообещал Князь. — Лазорь, ты как? Устала? Слышать в свою сторону «тыканье« было дико непривычно, но вовсе не неприятно.

— Не особо.

— Княжна вы не бойтесь! Здесь все, как у вас говорят, свои, никто вас не обидит! — снова влез парень. — Те более что Князь наш еще никого в обиду не давал! С ним знаете как? Как будто в каменном замке, с многоуровневой защитой! Я не очень поняла сравнения, но на всякий случай улыбнулась. Впервые вижу, чтобы подданные так горячо любили своего монарха. Чтобы огонек в глазах разгорался…

— Перестань, Ронэ, — Северин почему-то опустил голову и принялся разглядывать свои руки. Голос его прозвучал глухо. Сарон, или если сокращенно Ронэ (опять их северные заморочки, как можно так сокращать имя?) это конечно же заметил но вместо того чтобы замолкнуть и сидеть тише воды вдруг начал горячо доказывать:

— Это правда, все, что я говорю! Тот случай, с Велией не считается! Там не ваша вина, это она сглупила!

— Ронэ! — предупреждающе окликнул его кто-то.

— Но ведь правда же!

— Так, все! — резко встал Князь. Лицо его было белым, глаза, казавшиеся совсем черными, сужены. — Хватит! Я предупреждал, что за любое упоминание Вельи буду наказывать!

Сарон весь так струхнул и даже не побелел, посинел, что мне стало его жалко. И самой страшно, я чувствовала, что Северин на грани чего-то такого, что лучше бы мне не видеть и не знать.

— Княже! — глубоко вздохнула для храбрости, и как могла громко сказала я. — Что же вы? Напряжение как то разом спало, Князь успокоился и вновь сел рядом со мной. Сарон попятился и ушел, буркнув, что проведает, привязанных в отдалении, лошадей. Прочие предпочли отвернуться с виноватыми почему-то лицами. Я совсем перестала что-либо понимать. Северин бессмысленно и бездумно пялился в огонь, и на мои тихие слова не отзывался. Пришлось, преодолев себя дотронуться до его руки. Он словно очнулся от глубоких раздумий, встряхнул головой и посмотрел на меня.

— Прости, принцесса, задумался. Нужно его как-то отвлечь, спросить что-нибудь безобидное…

— Почему ваши… люди зовут меня княжной? Князь помрачнел еще больше и так посмотрел на меня, что срочно захотелось спрятаться с головой под одеялом и не показываться до самого утра:

— Потому что ты — моя! — Резко вскочил на ноги и бесшумно исчез среди теней…

Растерянно посмотрела на мужчин. Что я такого сказала?

— Не расстраивайтесь, княжна, — кивнул мне один из них. — Князь не любит, когда ему напоминают о прошлом.

— Я не хотела…

— Вы не виноваты. Просто Ронэ еще молод, и… не может понять чувства Северина. Ронэ еще не научился… эм-м, понимать меру, — речь ему давалась не то чтобы с трудом, но были заметные запинки. — Я — Латъер. Вы, наверное, не запомнили когда нас представляли?

— У вас сложные для восприятия имена, — тактично ответила я. Мужчины переглянулись, один снял котелок с дурманящее пахнущим варевом с огня и поставил его прямо в снег.

— Мы знаем. Я тоже поначалу плохо запоминал имена вашего языка. Садитесь ближе, княжна, мы не кусаемся. Я не сразу сообразила, что это была такая попытка пошутить. Но ближе села. Латъер изо всех сил старался быть учтивым и вежливым, но это ему тяжело давалось. Скорее всего, из-за языкового барьера, а может, были на то и личные причины. Он был уже не молод и еще не стар, лет тридцать семь на вид. Волосы золотистые, заплетенные во много-много тоненьких косичек, сплетавшихся в одну толстую. Лицо резкое с грубоватыми чертами, откровенно некрасивое. Глаза карие, теплые, так не вязавшиеся с суровым выражением этого самого лица. Мужчины улыбались мне, кивали. Потом один из них спросил:

— Княжна не обидится, если нас… мы… будем говорить… на… — окончательно запутался, но другой подхватил: — …между собой?

— Нет, конечно, говорите на здоровье, — пожимаю плечами. Знать бы еще что имелось в виду. Они заговорили на своем северном языке. Понятно теперь зачем спрашивали.

Молчать из-за меня неохота, говорить неудобно… Латьер присоединился к ним, а я от нечего делать заглянула в котелок. Варево остывая, исходило паром, и было опознано мной как каша, из неизвестной крупы, с мясом.

— Княжна есть хотела? — посмотрел на меня, о, вспомнила, Аринн. Он мне и запомнился только потому, что как и Сарон, выглядел моложе всех остальных, едва ли не девятнадцатилетним юнцом.