Священный любовник (ЛП) - Уорд Дж. Р. Страница 2

А сейчас как никогда.

Как только Омега представлял своего сына где-то там, в чужом мире, то сразу начинал беспокоиться о мальчике. Он надеялся, что двадцать с лишним лет прошли для него легко. Но ведь так и положено думать родителям, не правда ли? Родители должны беспокоиться о своем потомстве, воспитывать и защищать его. Не важно, какова твоя сущность, греховна она или добродетельна, ты всегда желаешь своим детям только самого лучшего.

Его ошеломило открытие, что у него, в конце концов, имеется с сестрой что-то общее… потрясло осознание того, что они оба одинаково хотели, чтобы рожденные ими дети выживали, процветали и размножались.

Омега взглянул на тела людей, которых только что превратил в мусор.

Разумеется, их желания взаимно исключали друг друга, не так ли?

Глава 1

Колдун вернулся.

Фьюри закрыл глаза и откинул голову на спинку своей кровати. О, черт, что он несет. Колдун никогда не исчезал. Напарник, порой ты меня бесишь, протянул темный голос в его голове. Воистину. И это после всего, что мы пережили вместе?

Все, что мы пережили вместе… и правда.

Фьюри нуждался в красном дымке из-за колдуна; ведь тот постоянно трезвонил в его голове, неустанно донимая рассказами о том, что Фьюри не сделал, что ему следовало сделать, а что он мог сделать лучше.

Следовало. Должен был. Мог.

Милые слова. В реальности же, один из Призраков во «Властелине Колец» накрепко привязал его к красному дымку. Будто ублюдок скрутил его и зашвырнул в багажник машины.

Вообще-то, напарник, ты бы стал передним бампером.

Точно.

В его воображении колдун появлялся в образе назгула[4], стоящего посреди огромной серой пустоши, усеянной черепами и костями. Этот ублюдок с идеальным британским акцентом постарался, чтобы Фьюри никогда не позабыл своих неудач. Монотонная литания заставляла закуривать снова и снова, лишь бы не броситься к ящику с оружием и не вставить в рот ствол сорокового.

Ты не спас его. Ты не спас их. Проклятие настигло их всех из-за тебя. Это твоя вина… Твоя вина…

Фьюри потянулся за другим косяком и прикурил от золотой зажигалки.

Он был тем, кого в Старом Свете называли эксайл дабл[5].

Второй близнец. Злой близнец.

Рожденный спустя три минуты после Зейдиста, Фьюри внес проклятие дисбаланса в их семью. Два замечательных сына, оба родившиеся живыми, стали слишком большой удачей, и этого, конечно, было достаточно, чтобы нарушить баланс. Через несколько месяцев его близнец был украден из семьи, продан в рабство и в течение века подвергался надругательствам всеми возможными способами.

Благодаря его хозяйке, больной суке, Зейдист носил шрамы на лице, спине, руках и шее. Но внутри него таились более ужасные шрамы.

Фьюри открыл глаза. Оказалось, было недостаточно спасти тело близнеца; Бэлла сотворила чудо, воскресив душу Зи, и сейчас она была в опасности. Что, если они потеряют ее…

Тогда все будет правильно, и баланс останется нетронутым для следующего поколения, сказал Колдун. Ты же не думаешь, что твой близнец познает благословение рожденной жизни? У тебя должно быть множество детей. У него не должно быть ни одного. Это путь к балансу.

О, и я заберу его шеллан с собой, я уже упоминал об этом?

Фьюри взял пульт и сделал громче «Che Gelida Manina»[6]. Не сработало. Колдун любил Пуччини. Призрак Кольца только начал вальсировать на поле скелетов, его сапоги дробили то, что находилось под ногами, тяжелое оружие элегантно покачивалось, искромсанные черные одежды, как грива жеребца, укрывала его царственную голову. На фоне огромного горизонта бездушной серости, колдун вальсировал и смеялся.

Вот гадство.

Не глядя, Фьюри потянулся к тумбочке за мешочком с красным дымком и папиросной бумагой. Ему не нужно было измерять расстояние. Эта белка всегда знала, где лежат орешки.

Пока колдун веселился под «La Boheme» Фьюри, скрутив два косяка, чтобы не прерывать цепочку, курил и готовил свое подкрепление. Он выдыхал и, то, что выходило из его рта, пахло кофе и шоколадом, но он бы курил эту дрянь, пахни она хоть горящим мусором, лишь бы заглушить колдуна.

Черт, он докатился до того, что с удовольствием скурил бы целый, мать его, Дампстер[8], в надежде обрести хоть каплю спокойствия.

Я не могу поверить, что ты больше не ценишь наши отношения, сказал колдун.

Фьюри сосредоточился на рисунке, лежащем на коленях, над которым работал последние полчаса. После быстрого осмотра работы, он мокнул кончик пера в серебряную емкость, балансировавшую на его бедре. Чернила внутри напоминали кровь его врагов с ее плотным, маслянистым блеском. Тем не менее, на бумаге это был глубокий красновато-коричневый цвет, а не отвратительно черный.

Он никогда не использовал бы черный, чтобы изобразить кого-то любимого. Плохая примета.

Кроме того, кровавые чернила были точно такого же цвета, что и красно-коричневые волосы Беллы. Таким образом, это соответствовало его замыслу.

Фьюри тщательно тушевал линию ее идеального носа, тонкие штрихи, похожие на перо птицы, перекрещивались друг с другом, пока густота не стала соответствующей.

Рисование чернилами напоминало саму жизнь: одна ошибка и дальнейшие усилия бесполезны.

Проклятие. Глаз Бэллы получился не очень хорошо.

Изогнув запястье, чтобы не смазать рукой непросохшие чернила, он попытался исправить ошибку, делая кривую нижнего века более угловатой. Линии относительно неплохо ложились на лист хлопковой бумаги.

Но глаз все равно не получался.

Да, не получался, и он должен был знать это, учитывая, сколько раз снова и снова рисовал ее за последние восемь месяцев.

Колдун застыл в деми-плие[9] и оценил рисунок, резюмировав, что тот выглядит просто дерьмово. Рисование беременной шеллан его близнеца. Честное слово.

Только чертов ублюдок мог зациклиться на женщине, которая принадлежала его близнецу. И все же ты сделал это. Можешь гордиться собой, напарник.

Да, почему-то у колдуна всегда был британский акцент…

Фьюри сделал затяжку и наклонил голову на бок, проверяя, не поможет ли изменение угла обзора. Нет. Все не то. Еще и волосы… По каким-то причинам он нарисовал Бэллу с длинными темными волосами, собранными в шиньон, с прядкой, щекотавшей ее щеку, хотя она всегда оставляла их распущенными.

Неважно. Она была прекрасна в любом случае. Остальная часть ее лица была выполнена как обычно: контур ресниц, любящий взгляд, сочетающий тепло и преданность, обращен вправо.

Во время еды Зейдист всегда садился справа от нее. Чтобы боевая рука оставалась свободна.

Фьюри никогда не изображал ее смотрящей на него. Зачем? В реальной жизни он и не привлек бы ее взгляд. Она любила его близнеца, и этого не изменить, сколько ни тоскуй.

Рисунок показывал Беллу от шиньона до плеч. Он также никогда не рисовал ее беременный живот. Беременных женщин вообще не изображали ниже груди. Опять-таки, плохая примета. И напоминание о самом большом страхе.

Смерти на родильном ложе были частыми.

Фьюри провел кончиками пальцев вниз по ее лицу, избегая области носа, где чернила все еще сохли. Она была прекрасна, даже с неправильными глазами, другой прической и менее полными губами.

Рисунок был закончен. Самое время начать следующий.

Сдвинувшись к низу бумаги, он начал завиток плюща в изгибе ее плеча. Сначала один лист, затем растущий стебель… наконец больше листьев, завиваясь и утолщаясь, покрывают ее шею, теснятся у ее скул, отгибаются у ее рта, распускаются на ее щеках.

Вернуться к баночке чернил и снова обратиться к рисунку. Плющ обвивает ее. Плющ скрывает следы его пера, пряча его сердце и грех, живущий в нем.