УЭЛЛС Анджела - Истерзанное сердце Страница 4

– Возьми. Это поможет тебе восстановить силы. – Он протянул ей хрустальный бокал с бренди.

– «Метакса»? Мне? – Она уже успела прийти в себя и окинула его вызывающе насмешливым взглядом. – Но ведь день Святой Доминики будет в январе, а не в июне!

С болезненным удовлетворением отметила она, как побелели суставы его пальцев, обхвативших хрустальную поверхность бокала. Прекрасно, стрела достигла цели! Значит, он не забыл, как однажды, увидев ее с бокалом в руке, он заметил с ядовитым сарказмом, что она, повидимому, каждый день воспринимает как праздник Святой Доминики! Сапфира не поняла, что он имеет в виду, и с чувством спокойного превосходства он объяснил, что имеет в виду событие, когда гречанки празднуют День повитухи.

– Этот праздник имеет сомнительную славу единственного дня в году, когда нашим женщинам позволено быть несколько неумеренными в питье без страха подвергнуться критике за свою невоздержанность, – сказал он со значением.

Незаслуженный выпад глубоко ранил ее. Правда, она действительно каждый вечер перед сном стала выпивать по рюмке бренди, чтобы заснуть, но она вовсе не ожидала, что он оскорбит ее, назвав пьяницей, и боль от обиды все еще не утихла.

– Запомнила? – В устремленном на нее задумчивом взгляде уже не было напряженности. – Ты удивляешь меня. Сапфира. Я всегда думал, что обычаи и культура моей страны глубоко тебе безразличны.

– Я думаю, несправедливость надолго остается в памяти, – сухо сказала она. – Греция никогда не была мне безразлична.

– Значит, причина в самих греках или, точнее, в одном из них, не так ли? – Насмешливость его тона вызывала в ней желание ответить дерзостью.

Понимая, что это небезопасно, она сделала глубокий вдох, пытаясь совладать с волнением, гордая тем, что может контролировать себя, и спокойно сказала:

– Если тебе хочется так думать, – ее плечи покорно опустились, – у меня нет никакого желания с тобой спорить.

– Твои взгляды явно изменились к лучшему, – мягко заметил он и вновь протянул ей рюмку. – Ну что ж, в таком случае прими свое лекарство – и улыбнись!

– Нет, нет, я не буду, – она сделала отстраняющий жест рукой. – Глупо пить на пустой желудок, особенно в такую жару.

– Ты не завтракала? – От раздражения его лоб прорезали морщинки. Вся его фигура выражала требовательное желание услышать от нее немедленный ответ.

Со вчерашнего дня у нее не было во рту ни крошки. В последнее время она утратила всякий интерес к пище. Чем меньше она ела, тем меньше ей хотелось есть. Она пожала плечами, болезненно ощущая критический, изучающий взгляд Тэйна, от внимания которого не ускользнула ее чрезмерная худоба.

– Мне не хотелось есть, – равнодушно ответила она, надеясь, что он переменит тему. – Иногда в жару со мной такое случается.

– Г-м… – нетерпеливым жестом он поставил рюмку на стол рядом с нею и поспешил к двери, чтобы позвать Эфими. Его голос властно нарушил тишину холла. – Пожалуйста, чтонибудь повкуснее для моей жены, и немедленно. Что-нибудь для поднятия аппетита…

Он быстро вернулся в гостиную и остановился перед ней, высокий, мужественный, прекрасный в своей властной уверенности в себе. Его неотразимое обаяние когда-то произвело на нее глубокое впечатление. Теперь же, гладя на него, она не испытывала былой радости. От того, что было и что она искренне считала любовью, осталась лишь боль, боль, ставшая неотъемлемой частью ее существования в последние несколько месяцев.

– Эфими принесет тебе что-нибудь поесть, – сухо сказал он, с вызовом глядя на нее. – Сделай одолжение, поешь немного, Сапфира. В данных обстоятельствах твой отказ будет выглядеть непростительно безответственным. Если ты не боишься садиться за руль в таком состоянии, подумай хотя бы о том, что рядом будет моя дочь.

Слишком взвинченный, чтобы спокойно стоять на месте, он нервно расхаживал по комнате, глубоко засунув руки в карманы домашних брюк, отчего они плотно обтягивали его стройные ягодицы. Слегка ссутулив свои мощные плечи, он вышагивал перед нею с грациозной стремительностью хищного зверя. Его жесткие, непокорно вьющиеся темные волосы красиво обрамляли великолепную голову.

– Я пришла сюда пешком, – спокойно заявила она, почувствовав на мгновение торжество от его внезапного смятения.

– Пешком! – в гневе выкрикнул он. – Ради всего святого! Ты шла пешком от самого города? В такую жару? Неудивительно, что ты выглядишь полутрупом!

– Благодарю, Тэйн. – Она криво усмехнулась, не обидевшись на его слова, так как знала, что это была самая настоящая правда. Каждое утро, глядя на себя в зеркало, она убеждалась в том, что в ней не осталось ничего от прежней привлекательности. Это исхудалое лицо, выпирающие ключицы, эти костлявые руки, когдато изящные, принадлежавшие водяной фее…

– Какие у тебя планы? – резко спросил Тэйн. – Может, вездесущий Майкл возьмет на себя роль твоего шофера или ты вызовешь такси? – Не получив ответа, он помрачнел. – Полагаю, ты не надеешься, что я отвезу тебя?

Сапфира инстинктивно сжалась от его сдерживаемой ярости, но, ощутив спиной мягкость диванных подушек, успокоилась. Не хватало еще унизить себя, попросив у него одолжения! Даже видеть его вот так, наедине, было для нее слишком большим испытанием, и она пошла на это только потому, что хотела сохранить чувство собственного достоинства.

– Мне от тебя ничего не нужно, – сказала она холодно. – Я намереваюсь вернуться так же, как и пришла сюда.

– Пешком! – взорвался он, с трудом сдерживая захлестнувший его гнев. – С трехлетним ребенком? – Прежде чем она успела что-нибудь понять, Тэйн быстро подошел к ней и, схватив за руки и рывком подняв с дивана, уставился в ее побледневшее от страха лицо. – Ты пришла, чтобы забрать Викторию, не так ли? Ты в самом деле собираешься лишить меня дочери, Сапфира?

– А что? – бросила она ему в лицо, опьяненная внезапной смелостью. – Неужели ты согласился бы отдать мне сына? – Гордо откинув голову, она без страха встретила его спокойно-уверенный взгляд. В ее прекрасных голубых глазах он прочел дерзкий вызов.

– Нет, – сказал он с затаенной угрозой в голосе, впившись пальцами в нежную кожу ее беспомощных рук. – Нет, – тихо повторил он. – Если ты за этим приехала, забудь об этом. Я никогда, слышишь, никогда, не отдам тебе сына. По закону Стефанос мой и останется моим сыном! – Печать страдания и боли осветила какой-то необычной красотой это смуглое лицо, заставившее Сапфиру солгать ему. – Так вот почему ты пришла сюда? Чтобы забрать Стефаноса?

– Убери от меня руки! – Сапфира поразилась собственной смелости и тому, как он повиновался ее резкому требованию. Она машинально подняла руки и потрогала кожу там, где он вцепился в нее пальцами, заметив, как изменилось при этом выражение его глаз. Что это было? Сожаление? Или, может быть, раздражение? Трудно сказать. – К твоему сведению, ты ошибаешься, – сказала она со спокойствием, которого вовсе не чувствовала. – Я пришла не для того, чтобы забрать у тебя сына. Напротив, я хочу сказать тебе, что готова отказаться от прав на опеку над нашей дочерью. – Она помолчала, вовсе не с целью произвести драматический эффект, а потому, что ей было не просто произнести эти слова. – Считай, что оба ребенка принадлежат тебе.