Вера Колочкова - Знак Нефертити Страница 2

Интересно, потом, после их медицинского зверства… Каким оно будет — химическим, гормональным, черт его знает? А фигура совсем расползется, или как?

Да, глупо сейчас об этом думать. Тем более и без того понятно, что расползется. И не только фигура, а весь организм на осколки — жалкие, болезненные…

Вздохнула, резким движением повернула рычажок душа — хватит с нее утренних удовольствий. Глянула на себя последний раз в зеркало, мысленно поставила галочку в аргумент под названием «против». Мазохистскую галочку, жирную. Вот вам, доктор Козлов, еще один аргумент. Глупый, по-вашему, я все понимаю, но тем не менее. А вы говорите — о чем тут думать… Женщине с печальным диагнозом всегда есть о чем думать, господин Козлов! Тем более женщине сильной… Хоть она и не плачет у окна. И не кричит, когда вокруг тишина, если по Пугачевой.

Я думаю, господин Козлов, думаю. А может, я так думаю, что думаю…

Помнится, как она в первый раз усмехнулась, глянув на эту табличку на двери — «Козлов Г.Г.». Подумалось легкомысленно — надо же, с такой фамилией — и маммолог… Лучше бы уж в проктологи подался, больше бы соответствия было. И в очередной раз чертыхнулась в адрес кадровички Ларионовой — привязалась с этой диспансеризацией, всю плешь проела! Идите, говорит, Анна Васильевна, иначе Остапенко вас в список на квартальную премию не включит. Тем более уже все диспансеризацию прошли, вы одна остались… Еще и посмотрела укоризненно, будто она и есть самая ответственная чиновница в их департаменте. Так и захотелось ее на место поставить, чтоб не увлекалась маленькой властью! Подумаешь — отдел кадров… Да в их департаменте государственного заказа эта структура — вообще ненужный отросток, к основной деятельности отношения не имеющий! А что в самом деле? Может, эта укоризненная Ларионова за нее срочную справку по прогнозу сделает? Или финансовый план, например?

Да, сильно она тогда на кадровичку обозлилась. Ворвалась к Остапенко в кабинет, с грохотом отодвинула стул, уселась за маленький столик, придвинутый к фундаментальному остапенковскому столу.

— Андрей Иваныч! У нас теперь что, работой департамента отдел кадров руководит?

Он поднял от бумаг недовольные глаза, глянул поверх очков:

— Что случилось, Анна Васильевна?

— Да меня только что Ларионова пугала, что если я на диспансеризацию в поликлинику не пойду, вы меня квартальной премии лишите!

— Так сходите в поликлинику, Анна Васильевна, в чем дело-то… Все сходили, и вы сходите. Что ж делать, если надо. У нас с тридцать второй поликлиникой договор подписан, пока все диспансеризацию по списку не пройдут, нельзя акт выполненных услуг подписать.

— А когда я пойду, Андрей Иваныч?

— Да хоть сейчас, пожалуйста.

— Да? А справку по движению средств кто для вас сделает?

— Ну, справку… Справка мне нужна, конечно. Так эта пусть делает, как ее… Которая новенькая…

— Ксения Максимовна, что ли?

— Да, да, Ксения Максимовна!

— Ага, она вам сделает, потом концов не найдете! Она же только после института пришла, практики никакой, знаний — ноль! Явно кто-то сверху по блату пропихнул!

— Ну, вы свои выводы при себе держите, Анна Васильевна… Ничего, дайте ей задание, пусть сделает. А вы потом, если что, подкорректируете. А на диспансеризацию все равно придется сходить, соблюсти формальности.

— Ну что ж… Если формальности вам дороже… Я схожу, конечно…

— Идите, Анна Васильевна. И постарайтесь в один день всех врачей обойти. Там, в поликлинике, для наших сотрудников зеленый коридор предусмотрен, так что, я думаю, одного дня вам хватит.

Пожала плечами, хмыкнула, демонстрируя возмущенное непонимание. Уже в дверях обернулась, спросила обиженно:

— А что, если б я не пошла… И впрямь квартальной премии бы лишили?

— Да! Лишил бы! — уже звенел легким раздражением голос Андрея Ивановича. — Порядок есть порядок, Анна Васильевна! И он для всех одинаков, несмотря на заслуги и звания!

— Да уж, странные у вас порядки… Сейчас насильно даже в психушку не загоняют…

И закрыла за собой дверь, слишком торопливо, дабы не полетело в спину еще большее раздражение. Нет, в общем и целом он мужик неплохой, этот Остапенко, зря она его разозлила… Бывают начальники и похуже. А только все равно не хочется целый день на дурацкую диспансеризацию гробить! Придумали формальность — бегать по врачам, подписи собирать! Оно, конечно, понятно, что медики под святым лозунгом охраны здоровья трудящихся хорошо себе руки греют, но бедный чиновничий люд зачем так уж откровенно насиловать? Грейте руки на тех, кто по врачам любит ходить, а остальных в покое оставьте…

Она вот, например, всяких больниц с детства не любила. Помнится, отсидка перед кабинетом врача на коленкоровой драной кушетке была сродни самому жестокому наказанию. И запах больничный, будто прогорклый… Может, на самом деле и не было в нем никакой прогорклости, но все равно чудилось, что запах настырно въедается в тело, в кровь, в душу, лишая последней воли. В детстве она часто болела и много времени провела вместе с мамой на таких драных кушеточках в очереди к врачу. А когда подросла, сама себе зарок дала — больше ни за что и никогда… Умирать будет, а по врачам не пойдет! С детства хватило — до взрослой идиосинкразии…

Но ничего не попишешь — придется свою идиосинкразию спрятать до времени. Остапенко — он такой, сильно принципиальный, и впрямь может в список на премию не включить. А премия — ой, как нужна… На эту премию много уже чего расписано, строго по пунктам. Денег-то теперь — кот наплакал, на одну зарплату не разживешься. А с Виктора, как говорится, взятки гладки, и без того добровольный алиментный взнос за три месяца задолжал… Работу он потерял, видишь ли! Сначала голову потерял, а потом и работу! А на какие шиши сына в институте учить — ему и дела нет!

Так, подогревая себя привычными раздраженными мыслями, дошла до поликлиники, взбежала на крыльцо, дернула на себя тяжелую дверь. Вошла в вестибюль, вздохнула — так и есть, у окошка регистратуры очередь клубится. Ну, и где ваш обещанный зеленый коридор, господин Остапенко иже с госпожой-кадровиком Ларионовой? Выходит, чтоб в него войти, надо сначала всю очередь протаранить? Что ж, будем таранить, не стоять же послушно в ряду болезных, вбирая в себя их энергию! Так, значит! Морду злым комочком, плечико востренькое вперед, и туда, к окошку… И не клубитесь своим возмущением, господа немощные больные, мне лишь обходной листок по врачам забрать, я всего лишь на диспансеризацию…

Да, всех врачей она тогда за два часа обежала. Никто особым вниманием не докучал, послушно ставили на листочке подпись и штампик — здорова, мол, отвали, работать мешаешь. Она и отваливала, благодарно улыбаясь и разводя руками — а что делать, сами понимаете — формальность! Кабинет маммолога был по счету и по списку последним…