Джин Флей - Чумазая принцесса Страница 2

Это были два достойных друг друга противника. Ни тот, ни другой долго не мог получить преимущества. Когда в очередной раз они упали сцепившиеся, шеренги бойцов не выдержали и очень скоро смешались в беспорядочную остервеневшую толпу, которая поглотила Сида.

А меня, если Сида долго не видно, начинает прямо распирать от тревоги и нет никакой возможности усидеть на месте, оставаясь в неведении.

Когда я пробралась сквозь толпу, то увидела, что Фрэнк нечестным приемом, которому научился у наемных громил своего папаши, успел оседлать Сида и, пользуясь выигрышным положением, дубасил моего брата.

Нельзя же было ему и дальше это позволить.

Я была уверена, что от волос Фрэнка, за которые я ухватилась обеими руками, меня нипочем не оторвать. Но Фрэнку и одной руки хватило, чтобы, не глядя, кто это снимает с него скальп, отбросить нападавшего от себя, а второй рукой попытаться удержать Сида. Но вот удержать моего брата ему не удалось.

Сид освободился от противника и нанес Фрэнку свой сокрушительный, коронный левой. Я его не увидела, ударившись головой на земле обо что-то твердое.

Как потом рассказал Сид, окончательная победа ускользнула от них из-за внезапно понаехавших копов, однако, если я еще когда-нибудь полезу в свалку он меня сам выдерет и не будет больше родным братом, а превратится в злую мачеху, причем на вечные времена. Я должна осознать, что он уже не мальчишка, не нянька, а настоящий мужчина, а где это видано, чтобы за настоящим мужчиной все время как хвост таскалась сопливая девчонка-сестра, которой, между прочим, десять лет, пора бы ей взять простому уличному пацану. Его сестре больше подойдет носить чистые юбочки с бантами и вести себя, как юная леди, к примеру, как ведет себя наша соседка Минни, на нее и в будние дни приятно посмотреть. («Ладно! За это я ей все банты поотрываю!» – решила я в ту скорбную минуту, в знак протеста натягивая одеяло на голову.) Вот, если я буду, как Минни, он научит меня кое-каким приемам, которые перенял у Фрэнка, чтобы в случае чего я сумела постоять за себя.

– А на маяк станешь брать? – высунувшись из-под одеяла, спросила я тонким от обиды голосом.

Сид кивнул.

– А в тир?

Он опять кивнул. Так он кивал, а я постепенно все больше и больше вылезала из-под одеяла и скоро уже сидела на кровати, свесив босые ноги, болтая ими, и деловито, чтобы чего-нибудь не пропустить, загибала пальцы на руках. У меня незагнутых только три и осталось, когда Сид снова переменился, вспомнив про настоящего мужчину и Минни. (Нет, все-таки придется этой примернице с бантами обходиться в дальнейшем без них.) Я опять забралась под одеяло, но Сид был неуступчив, как скала, даже добавил, что с этого дня я должна являться домой не позже двадцати часов, он будет проверять. А если он что решил, то кончено, ничего тут больше не поделаешь.

Глава 3. Подлый сговор

Мне понадобилось три недели, чтобы привыкнуть к новым порядкам и перестать поджидать его возвращения домой.

Зато утром, проснувшись, я первым делом мчалась к комнате Сида убедиться, что он на месте и одеяло мерно вздымается на его груди, а раз так, то можно досыпать предпоследний сон и, не торопясь, рассматривать последний, от которого меня пробуждал поцелуй в кончик носа. Сид это нарочно делал, чтобы мне было щекотно, и я потом терла нос и морщилась. Кончик носа становился острым и красным, почему-то это всегда забавляло моего брата.

Пока он терпеливо ожидал меня, я как следует потягивалась и зевала, но я не очень-то злоупотребляла, потому что у Сида не хватило бы времени забросить меня в школу, и я не смогла бы расспросить его про вчерашнее и договориться на свободное время, которое начиналось сразу же, когда у Сида заканчивались занятия. К этому времени я успевала приплестись нога за ногу к Сидовой школе, обойдя перед этим все кондитерские по пути, к концу которого руки мои становились липкими, а одежда обзаводилась новыми свежими пятнами.

Однако до тринадцати лет новые свежие пятна меня нисколько не смущали. Первый раз я о них задумалась, когда Минни справляла свое четырнадцатилетие.

На праздник к ней явились семнадцать человек, и как-то так получалось, что в медленных танцах именно пара со мной не укомплектовывалась. Это меня в тот раз отчего-то сильно озадачило. Захотелось срочно поразмыслить в тиши уединения безлюдной спальни Минниных родителей.

Пробравшись на второй этаж, я подошла к зеркалу и, хорошенько приглядевшись, неожиданно обнаружила ярко рыжую шутиху с засаленными лохмами и с лягушачьими, обиженно вытаращенными, небольшими глазками на усеянном веснушками лице. В довершении к этому у лягушачьей шутихи имелись нескладные руки, острыми локтями торчащие из сомнительной чистоты зеленой футболки, а также журавлиные ноги в серых хлопковых брюках, щедро пузырящихся на заду и коленках, причем ноги те были всунуты в бульдожьего вида, с ободранными носами любимые ботинки, незаменимые в повышенной сложности скаутском походе по Скалистым горам, но здесь на этом пушистом ковре и там внизу… вряд ли.

Я ушла по-английски не прощаясь, через окно, такой страшиле нечего было делать среди нелягушачьих, нарядных людей.

Дома перетряхнула свой и оставшийся после побега моей мачехи гардероб, занятие оказалось увлекательным и времяемким, за ним дождалась Сида, и, как он ни отнекивался, ссылаясь на то, что устал и с ног валится, но ему пришлось высказаться, что он обо всем этом думает.

Основных мыслей было три: во-первых, его сестра, само собой, не Мэрилин Монро, но Кэтрин Киган, и этим все сказано (здесь он с такой откровенной тщеславностью расплылся в улыбке, что я тоже не удержалась); во-вторых, он мне когда еще советовал перестать рядиться в штаны как уличному пацану; в-третьих, тушь, губная помада с прочей чепухой мне ни к чему, что же касается парней и танцулек, то об этом пока говорить не приходится – рано, надо еще подрасти.

– А Минни и остальные-то уже…– пыталась возразить я неуверенным голосом.

– Меня они не интересуют, – жестко отрубил Сид, – однако щенкам лучше бы не крутиться возле тебя, иначе им придется пожалеть, что они на свет родились.

После этих внушительных слов я вполне успокоилась и перестала рядиться в пятна и скаутские походные ботинки. И из гуманных соображений старалась помнить о тех, кого он назвал щенками, не позволяя новым крутиться возле себя, а знакомые ко мне не приставали, потому что хоть я и изо всех сил старалась, но за два последующих года не удержалась несколько раз: незнакомцы успевали перемолвиться со мной парой словечек, потом появлялся какой-нибудь Сидов дружок, что-то советовал им, и они теряли ко мне интерес.