Лиза Клейпас - Сладкоречивый незнакомец Страница 3

По ряду причин я никогда не завидовала Таре. Ее красота, бросающаяся в глаза, одновременно отталкивала одних людей и притягивала других, обманывающих ее. Красота заставляла людей думать, что она была глупой, и по правде говоря, это обстоятельство никак не заставляло Тару доказывать свой интеллектуальный уровень. Великолепная женщина, по всеобщему ожиданию, никогда не будет умна, а если была — большинство людей находило это отталкивающим. Слишком много достоинств — нормальный человек просто не мог простить этого. Поэтому избыток красоты только добавлял неприятностей моей сестре. Когда я, наконец, обратила на это внимание, в жизни Тары уже было слишком много мужчин.

Точно так же, как у нашей матери.

Некоторые из «друзей» мамы были хорошими мужчинами. Вначале она видели красивую, веселую мать-одиночку, всецело преданную своим двум дочерям. В конечном счете, однако, они понимали, кем на самом деле она была — женщиной, отчаянно нуждавшейся в любви, но совершенно не способной на ответное чувство… женщиной, которая из всех сил пыталась управлять и доминировать над людьми, пытающимися быть с ней рядом. Она увлекала их всех, постоянно находя все новых и новых друзей и любовников.

Ее второй муж, Стив, продержался целых четыре месяца, прежде чем подал на развод. Он был добрым и ответственным, его присутствие благотворно отразилось на укладе нашего хозяйства, и его, такое недолгое присутствие в нашей жизни, показало мне, что не все взрослые похожи на нашу маму. Когда он прощался с Тарой и со мной, то с сожалением сказал, что мы были хорошими девочками, и ему жаль, что он не может забрать нас с собой. Но позже мама сказала, что Стив уехал из-за нас с Тарой. У нас никогда не будет нормальной семьи, пока мы не станем вести себя лучше.

Когда мне было девять лет, мама вышла замуж за Роджера, своего последнего мужа, не предупредив ни единым словом ни Тару, ни меня. Он был харизматичным и красивым, живо интересовался своими новыми падчерицами, поэтому сначала мы любили его. Но прошло немного времени, и человек, который рассказывал нам сказки на ночь, стал также показывать нам страницы из порножурналов. Он любил щекотать нас слишком долго и в таких местах, где взрослый мужчина не должен трогать маленьких девочек.

Роджер особо интересовался Тарой, брал на пикники на природу, покупал особые подарки. У Тары начались ночные кошмары, нервные припадки, она перестала есть. В конце концов, она попросила, чтоб я не оставляла ее наедине с Роджером.

Мама пришла в неописуемую ярость, когда Тара попыталась ей пожаловаться. Она даже наказала нас за то, что мы лжем. Мы боялись рассказать об этом кому-то постороннему, считая, что если наша собственная мать нам не верит, то другие и подавно не поверят. Единственное, что мне оставалось — защищать Тару по мере своих сил. Когда мы были дома, я оставалась с ней каждую минуту. Ночью она спала рядом со мной, а я засовывала ножку стула в дверную ручку, чтобы к нам нельзя было зайти.

Однажды ночью Роджер стоял под нашей дверью почти десять минут.

— Подойди, Тара. Впусти меня, или я не буду больше покупать тебе подарков. Я только хочу поговорить с тобой. Тара… — Он сильнее толкнул дверь, и стул протестующе заскрипел. — Нам же было хорошо на днях вместе, не так ли? Я говорил, как я тебя люблю. Но я больше не буду с тобой хорошим, если ты не уберешь этот стул от двери. Открой, Тара, или я скажу твоей маме, что ты капризничала. Ты будешь наказана.

Моя маленькая сестра сжалась в клубок возле меня, ее била дрожь. Она закрывала уши руками.

— Не впускай его, Элла, — шептала она. — Пожалуйста!

Я тоже боялась. Но, укрыв поплотнее Тару одеялом, все же встала с кровати.

— Она спит, — сказала я этому монстру достаточно громко, чтобы он хорошо меня услышал.

— Открой сейчас же, ты, маленькая сучка!

Петли двери заскрипели — он еще сильнее налег на дверь. Где была в это время моя мать? Почему ее не было рядом, чтобы сделать хоть что-нибудь?

При неясном свете ночника, я в отчаянии стала искать под кроватью корзинку для рукоделия, где лежали наши принадлежности для шитья. Мои пальцы наткнулись на холодный металл ножниц. Мы использовали их для того, чтобы вырезать из журналов одежду для бумажных кукол, всякие картинки и логотипы с коробок от воздушной кукурузы.

Я услышала глухой звук удара, когда Роджер плечом стал выбивать дверь, отчего ножка стула стала соскальзывать. Между каждым его ударом о дверь я слышала рыдания своей сестры. Адреналин в моей крови достиг максимума, приводя меня в состояние бешеной ярости. Набрав побольше воздуха в легкие, я пошла прямо к двери, сжимая в руке ножницы. Следующий глухой удар сопровождался треском расколовшейся древесины. Яркий свет из прихожей проник в нашу комнату через расстояние, достаточное, чтобы Роджер мог просунуть свою руку. Но когда он стал пытаться вытащить ножку стула из дверной ручки, я бросилась вперед и ударила по его руке ножницами. Я чувствовала, как металл вонзился во что-то живое. Прозвучал приглушенный рев боли и ярости, а затем… ничего, кроме звука отступающих шагов.

Все еще держа ножницы в руке, я вернулась в кровать к Таре.

— Я боюсь, — сквозь рыдания шептала моя маленькая сестра, орошая мою ночную рубашку горючими слезами. — Не позволяй ему забрать меня, Элла.

— Он никогда тебя не получит, — сказала я жестко и уверенно. — Если он вернется, то я заколю его, как свинью. А ты постарайся теперь заснуть.

И она заснула, крепко прижимаясь ко мне всю ночь, в то время как я бодрствовала до самого утра, с замиранием сердца прислушиваясь к малейшему шуму.

Утром Роджер оставил наш дом навсегда.

Мама никогда не спрашивала нас ни о той ночи: ни о том, что случилось, ни о том, почему на наш взгляд, Роджер резко ушел из нашей жизни. Единственное, что она сказала по этому поводу, было:

— У вас никогда не будет нового папы. Вы его не заслуживаете.

Были и другие мужчины после этого, некоторые хуже, некоторые лучше, но уже никогда столь же плохие, как Роджер.

И что самое странное из всего этого, это то, что Тара совершенно не помнила Роджера, или ту ночь, когда я ударила его по руке ножницами. Она была искренне изумлена, когда несколько лет спустя, я рассказала об этом.

— Ты уверена? — спросила она с озадаченным хмурым взглядом. — Возможно, тебе это только приснилось.

— Мне пришлось отмывать ножницы на следующее утро, — ответила я. Меня испугало, что она выглядела искренне недоумевающей. — На них была кровь. И стул был сломан в двух местах. Ты совершенно ничего не помнишь?

Тара отрицательно покачала головой, совершенно заинтригованная.