Юлия Данцева - Жена Кукловода Страница 3

Первые лекции, первые бессонные ночи и первые экзамены, клуб «Синяя лампа», студенческие спектакли - все закружилось ярким калейдоскопом.

Университету, а точнее одному из его недомытых окон, Людмила была обязана и знакомству с будущим мужем.

В тот не по-питерски солнечный майский день, когда второй в ее жизни семестр был позади, а сессия только маячила на горизонте, Людмила еще с тремя девчонками, накинув поверх легкого цветастого платья выданный завхозом тетей Раей темно-синий халат и убрав волосы под косынку, стояла на подоконнике большого, в человеческий рост окна. Жмурясь от солнца, она безуспешно пыталась избавиться от разводов на стекле. Запах нашатыря разъедал глаза, со лба стекали капельки пота, голова начинала кружиться.

Ну кто придумал мыть окна в солнечную погоду? Ее подружки, бросив эту безнадежную затею, уже уселись на подоконник, болтая ногами и щебеча о каких-то глупостях. Но Людмила упорно продолжала натирать оконное стекло.

Увлекшись, она не заметила, что подружки примолкли, будто птички в клетке, которую накрыли платком, и вздрогнула, услышав насмешливое:

- Девушка, если вы не прекратите тереть, на стекле будет дырка!

Она повернулась, чтобы ответить наглецу... Но вдруг все поплыло перед глазами, и она пошатнулась.

Ее поймали мужские руки. Красная от смущения, она смотрела в серые глаза своего спасителя.

- Отпустите, - пролепетала она, чувствуя, как приливает к щекам и стучит в висках кровь.

Ее осторожно посадили на подоконник. Прохладные уверенные пальцы сжали запястье.

- Пульс частит... Разве можно столько работать! - опять насмешка.

Злые слезы жгли глаза, но Людмила сказала себе: "Не реви!". Так всегда говорила ей бабушка.

Вырвала свою руку, хотела соскочить с подоконника и убежать.

- Сидите спокойно! - сказал строго ее спаситель, и она почему-то послушалась.

- А вы что, врач? - выдавила она из себя.

- Ну, почти, пока интерн, - улыбнулся он, и ее сердце начало падать куда-то в пустоту. - Давайте знакомится? Я Руслан.

- Людмила.

- Надо же, как у Пушкина в сказке, - удивился он. - Это точно судьба. А вы – совершенно определенно учитесь на телеведущую!

- Почему?

- С вашей-то внешностью, только на экран.

Людмила фыркнула, но смутилась. Принимать комплименты ей было не в первой, но услышать этот было отчего-то особенно приятно.

- На первом курсе еще нет разделения, - ответила она, не сдержав улыбки. – И я вовсе не мечтаю о телевидении.

- А по-моему, вы просто созданы для телеэкрана! И имя у вас такое замечательное. Людмила, Мила, Милочка. Можно я вас так буду называть?

- Можно, - ответила Людмила и опять смутилась.

А потом были прогулки по полным влажного шепота листвы аллеям Петергофа. И брызги солнечных зайчиков в фонтанах. И поцелуи под мостами на маленьком речном трамвайчике, неспешно пробирающемся по каналам. И сломанный каблук на брусчатке Дворцовой площади, когда они бежали, боясь не успеть до развода мостов.

Через две недели, Руслан привёл девушку к себе. Знакомиться с родителями. Квартира Сикорских была в седьмом номере на Большой Разночинной, в бельэтаже, как шутливо заметил Руслан. Людмила ужасно волновалась. Слово бельэтаж напомнило ей театр.

Сикорский-старший, высокий, статный и седой, оглядев Людмилу с ног до головы, неожиданно строго спросил:

- Так вы та самая барышня, из-за которой мой сын завалил экзамены в аспирантуру?

Людмила опешила, затем ощутила, как пальцы Руслана стиснули её ладонь, и благодарно ответила ему, сжав его руку еще сильнее.

- Ну, Николай Аскольдович, довольно, - вынырнула из-за профессоровой спины невысокая, яркая, будто игрушечная, Мария Ивановна, - совсем девочку запугал, никакой жалости...

- Мария, не мешайся! - грозно оборвал ее профессор, - жалость унижает! А врача делает преступником! И вообще, уже четверть седьмого!

Мама Руслана внимательно поглядела на профессора Сикорского.

- Потерпите. Аппетит сделается зверский, - обронила она. - Пойдёмте, милая, - обратилась она к Людмиле. - Пусть как следует обрызгают желчью друг друга перед едой. А мы займёмся ростбифом.

На кухне Мария Ивановна попросила:

- Передайте мне, Людмила, вот то блюдо, фаянсовое, да это. Вы готовили бруснику раньше? Нет? У меня отменный рецепт соуса.

- Ну разве компот, - ответила, наконец, Людмила, радуясь возможности хоть что-то сказать.

- Оригинальный вкус у этой ягоды, - спросила Мария Ивановна, - не правда ли?

- С горчинкой, - согласилась Людмила.

- Именно, - ответила Сикорская, - берите соусник…

Через полчаса все сидели в просторной столовой за ужином. Профессор, явно подобрев, расспрашивал ее об учебе, о будущей профессии. Людмила отвечала вначале односложно, потом увлеклась. Руслан иногда вставлял несколько слов, пытаясь ее поддержать.

Мария Ивановна улыбалась. Ела. Молчала.

Негромко тикали напольные часы.

- Значит, журналистика. В телевизор попасть, - Николай Аскольдович вытер салфеткой губы – Ну да, ну да… Для женщины разве это важно? Семья, дом, дети - вот главное.

- Папа, твои взгляды.., - начал было Руслан.

- Правильные у меня взгляды, - прервал его профессор. – И не спорь. Молод еще. Лучше про аспирантуру думай. Пока не поздно.

- Отец, давай не сейчас, - тихо попросил Руслан, - ты же знаешь, решения не изменю.

- Упрямец, - то ли сердито, то ли с гордостью сказал Николай Аскольдович. – Наша порода.

- Людмила, - сказала Мария Ивановна, - ну что же вы? Пробуйте! Вот грузди, особые, по-моему. Вам надо всё попробовать. Между прочим, вы зря не берёте картофель. Это очень интересный рецепт – ирландский, с можжевельником…

Смотрины оставили после себя горьковатый привкус брусничного соуса, приглашение на следующих выходных на дачу, теплое чувство к маленькой ласковой Марии Ивановне и благоговейную робость перед грозным Сикорским-старшим.

Мама Людмилы была в совершенном восторге от видного жениха и профессорской дачи.

- Держись за него зубами, - поучала она дочку, собиравшуюся на свидание. И с удовольствием наряжала дочку в собственноручно сшитое по выкройкам из журнала «Бурда-моден» новое платье. Обязательно с летящей юбкой. Мама хорошо шила и с детства любила наряжать Людмилу.

Руслан – высокий, по-мужски красивый, «породистый», как мама любила его называть, хвастаясь перед подругами, вызывал в будущей теще почти неприличный восторг.

Татьяна Петровна краснела будто девочка, когда тот появлялся на пороге их квартиры с неизменным букетом цветов, не знала, куда усадить дорогого гостя, чем угостить. Когда Людмила поссорилась с женихом и втихомолку плакала на кухне, роняя слезы в недопитый чай, мама устроила ей истерику, обзывала недалекой дурочкой и неудачницей, которая обязательно проворонит свое счастье. Но, к ее радости, влюбленные вскоре помирились.