Хулия Наварро - Стреляй, я уже мертв Страница 4

Отцу пришлось пролежать несколько дней в постели, несмотря на нетерпение дедушки Исаака.

— Сохраняй спокойствие, твой сын не в состоянии путешествовать. Можешь оставить его с нами, моя супруга о нем позаботится, а потом заедешь за ним, когда будешь уверен, что с твоей семьей всё в порядке, это всего лишь день пути, — настаивал родственник.

Но дедушка и слышать не хотел о том, чтобы оставить сына в Варшаве, в особенности когда они были так близко от дома.

Наконец, несмотря на слабость Самуэля, кашель которого всё никак не прекращался, они тронулись в путь.

— Быть евреем — это наверняка дурно, — настаивал Самуэль, боровшийся с жаром.

— Вовсе нет, сынок, вовсе нет. Ты должен гордиться тем, кто ты. Зло не в нас, а лишь в тех, кто не считает нас человеческими существами.

Дедушка Исаак был человеком образованным, последователем учения Мозеса Мендельсона — немецкого философа, который столетием ранее стал зачинщиком движения «Хаскала» («Просвещение»), призывающего евреев влиться в европейскую культуру.

Мендельсон перевел Тору на немецкий и противостоял наиболее радикальным течениям иудаизма. Он утверждал, что можно быть одновременно евреем и немцем, и предлагал своему народу полностью интегрироваться в местное сообщество. Под влиянием этих идей дедушка пытался убедить свое окружение, что можно быть евреем и глубоко русским. Хотя некоторые ортодоксы и отвергали подобную ассимиляцию, они не переставали ощущать себя русскими и не смогли бы жить в любом другом месте кроме России. Мой дед говорил, что нельзя замыкаться в себе, нужно открыть себя другим, узнать их и дать познать себя. Так он воспитывал и детей, так хотел жить, но Россия, которую он обнаружил по возвращении из Парижа, еще больше отвергала евреев.

Они добрались уже затемно, дорожная пыль покрывала их одежду и кожу. Штетл [4] со временем разросся и находился неподалеку от другого поселения, и совместное существование евреев и людей другой веры всегда было проникнуто недоверием и бессильной ненавистью, которая время от времени прорывалась в форме ярости. Виновника любого происшествия всегда находили среди евреев, и невозможно было объяснить, что причина их несчастий — в жадности и царской политике, изгнавшей их со своей земли.

Когда они прибыли с свой квартал на окраине городка, то испытали потрясение. Похоже, что здесь бушевал пожар. Следы пламени превратились в измазанные сажей стены домов. Как ни боялся дедушка увидеть свой дом, он всё равно попросил извозчика, чтобы поторопился.

Окна в доме были разбиты, а в ноздри ударил густой запах гари и трагедии, еще до того, как они сошли с экипажа.

— Подождать вас? — спросил извозчик.

— Нет, поезжай, — ответил Исаак.

По пути им попались соседи, их мрачные лица предсказывали худшее.

— Исаак, друг мой... — Мойша, опирающийся на трость, вцепился в Исаака, чтобы тот не входил туда, что еще недавно было его домом.

— Что произошло? Где моя жена? Мои дети? Мать? Что случилось с домом?

— Это было ужасно... ужасно... — пробормотала с ног до головы замотанная в одеяло женщина.

— Что произошло? — повторил Исаак.

— Твоя жена и дети... они погибли... Их убили. Как и твою мать. И не только их, толпа набросилась на всех. Мне жаль... — объяснил сосед, пытаясь задержать Исаака, порывавшегося войти в остатки дома.

Исаак вырвался из рук соседа.

— Идите к нам домой, там я расскажу, что случилось, и вы сможете отдохнуть. Жена приготовит вам что-нибудь поесть.

Но Исаак и Самуэль побежали к дому, не желая ничего слушать. Они толкнули дверь, надеясь обнаружить свою семью. Эстер раскроет им обьятья, Анна спросит, не привезли ли ей подарок из Парижа, маленький Фриде запрыгает от радости, а София поспешит на кухню, чтобы приготовить поесть. Но дом был погружен в тишину. Зловещую тишину, прерываемую лишь далеким завыванием кота и треском, который издавала валяющаяся на полу посуда, когда на нее наступали. Кто-то вывернул наружу буфет, а кресло, где Исаак обычно курил после длинного дня, было распорото, пружины торчали наружу. Его книги, те, что он унаследовал от отца и деда, книги, которые покупал сам в каждой поездке, вытащили из шкафа, а вырванные страницы разлетелись по углам.

Комната, которую он столько лет делил с Эстер, где родились их дети, походила на поле битвы, где враг разбил всю мебель и прочую утварь.

Самуэль вошел в комнату, которую занимал вместе с маленьким Фриде, и увидел, что всё превращено в руины. «А где же деревянная лошадка?» — подумал мальчик, вдруг заскучавший по игрушке, которую его дед изготовил собственными руками, а Фриде так любил на ней кататься.

Исаак обхватил сына и прижал его к себе, пытаясь облегчить отчаяние, отражающееся на лице мальчика.

Комната, которую занимали маленькая Анна с бабушкой Софией, тоже не избежала кошмарного разгрома. Некоторые платья девочки оказались порванными в клочья, а другие исчезли.

Сосед молча следовал за ними, пока они страдали от страшной боли.

— Думаю, ты слышал об убийстве царя. С его жизнью покончила группа террористов, и в ней была одна еврейка. Похоже, она не играла там важную роль, но была знакома с террористами. Ты ведь знаешь, что в газетах многие месяцы твердят, что евреи представляют опасность. А покушение это подтвердило, — объяснил сосед, задыхающимся от нахлынувших чувств голосом.

— Но какое отношение ко всему этому имеет моя семья? Где они? — спросил Исаак полным боли голосом.

— В газетах написали, что в убийстве царя принимали участие евреи. В «Новом времени» нас назвали виновниками. Это распалило людей, во многих городах начались погромы. Сначала отдельные инциденты, напали на нескольких евреев. Потом... подожгли дома, разгромили магазины, набрасывались на евреев повсюду, где видели.

Власти уверяют, что это отдельные законопослушные граждане дали волю своему горю из-за смерти царя. На самом же деле полиция не обращает внимания на нападения на наши дома и наш народ, демонстрируя изощренную жестокость. Многие погибли, мы все горюем из-за потерь.

— А моя мама? Где мои брат с сестрой и бабушка София? — спросил маленький Самуэль, желая поскорей узнать ответ.

— В тот день, когда начались погромы, твоя мать с двумя малышами пошла на рынок. Моя жена и другие соседки отправились вместе с ними. Женщины с детьми... Кто мог предполагать, что случится...

— И что произошло? — спросил Исаак.

— На рынке их стали оскорблять другие женщины. Называли убийцами из-за смерти царя. Началось криками и оскорблениями, а закончилось нападением. Одна женщина дала Анне пощечину, другая последовала ее примеру и стала бросать в них мусор и гнилые овощи. Анна не выдержала этого унижения, подняла с земли картошку и начала бросать ее в тех женщин. Эстер схватила Анну за руку и велела ей не отвечать на провокацию. Наши женщины испугались и решили вернуться в свой поселок, помчавшись со всей скоростью, преследуемые толпой. Дети падали, не поспевая, матерям пришлось взять на руки самых маленьких, чтобы уберечь их от ударов. Некоторые упали, и их растоптали, другие смогли добраться сюда, но всё было напрасно. Не знаю, откуда они их взяли, но некоторые нападавшие начали избивать палками всех, кого встречали на пути, кидать камнями в окна наших домов и выбивать двери, а ворвавшись внутрь, так распалились, что потеряли всякий разум. Моей жене сломали руку и ударили в висок, так что она потеряла сознание. Теперь у нее головокружение, а взор затуманен. А мне, как видите, сломали ногу, поэтому приходится пользоваться тростью при ходьбе, мне хоть повезло, потому что помимо ноги сломали всего шесть ребер. Двигаться трудно, но зато я жив.

Толпа начала громить наши дома, разрушать всё подряд. Они уже не были похожи на людей, просто какие-то зверюги, лишенные всякой человечности. Их даже не трогали ни жуткие крики детей, ни мольбы матерей.

Появилась полиция, но вмешиваться не стала. Как мы ни просили помощи, они просто бесстрастно смотрели на происходящее.

— Где моя мама? — воскликнул Самуэль.

Сосед развел руками в отчаянии.

— Она столкнулась с этими дикарями. Группа мужчин ворвалась в ваш дом вслед за Анной, за то, что та осмелилась противостоять их женам на рынке. Один из мужчин схватил ее, а Эстер как волчица набросилась на него, пытаясь защитить дочь, она кусала его и царапала. Бабушка София попыталась защитить Фриде, которого ударили палкой по голове, так что он лишился чувств... Не знаю, как это произошло, но они опрокинули на пол канделябр, и пожар не только спалил ваш дом, но и перекинулся к соседям... Лишь много часов спустя мы смогли его потушить и среди обугленных остатков нашли вашу семью. Мы захоронили их на кладбище.

Услышав рассказ соседа, они испытали такую боль, что не могли проронить ни единой слезы. Самуэль с силой стиснул отцовскую руку, прижавшись к нему и пытаясь сдержать тошноту.