Человек-Война - Равиль Нагимович Бикбаев Страница 2

попробовал свою первую дозу наркотика войны и сразу втянулся. Это такой кайф быть на стороне сильного, на стороне победителя, на стороне коалиции, громившей вооруженную устаревшей техникой и деморализованную воздушными и ракетными ударами иракскую армию. Это кайф знать, что у тебя есть оружие и ты волен в жизни и смерти побежденных. Это кайф чувствовать чужие испуганные, покорные взгляды. Это наркотик, а наркоман нуждается в дозе. В дозе войны.

Теперь Феликс приглашал его на юго-восток страны горевшей в аду гражданской войны. Бывшая республика в составе бывшего Союза. Бывшая во всём кроме общей истории и памяти. И те кто с ликующими воплями топтал и рвал на куски эту историю и те кто остался ей верен сошли в бою. Они пока неумело воевали, и по обе стороны требовались профессионалы войны, ее боевые натасканные на убийство псы.

Он перечитал слово в письме "aboriginal" и зло усмехнулся. Большой белый господин нанимает одних аборигенов, чтобы они убивали других. Этот Феликс считает себя большим белым европейским господином? Нет пан, ты не господин, а такой же наемник наркоман, как и любой другой. А может ты пан Феликс идейный? Может тебе в кайф мстить за былые поражения и лить русскую кровь? Ерунда! Просто на этой войне, на этой русской кровушке есть шанс хорошо заработать, а всё остальное это просто бонус, в том числе возможность безнаказанно убивать потомков тех, кто ломал любого врага. Он опять уставился в слово "aboriginal". Ну вот мы и стали туземцами для тех, кто мнит себя европейскими панами. Давно к этому шло. А эта земля его бывшая родина, его мать родом с этих мест. Но мама уже умерла. А так, бывшая, нынешняя, уже плевать. У наемника есть деньги и наркотик войны. Работа есть работа, контракт подписан, аванс получен, теперь его надо отрабатывать. И он отбыл на работу и на эту войну.

Глава вторая

Он был безразличен к лозунгам ради которых пошли на войну добровольцы с обоих сторон. Англичане их называют — cannon fodder" — пушечный корм; французы зовут — chaire a canons — пушечное мясо (фураж). У нас по-разному, пока нужны для войны: "Воины! Добровольцы! Защитим Родину!", после минования необходимости с нескрываемым раздражением и сарказмом в спину: "Да задолбали вы своими проблемами! Вот сейчас всё бросим и будем их решать!" Перед прошлым контрактом дожидаясь в Лондоне отправки по месту работы, он в память о маме, бывшей учительницей английского языка, сходил на пьесу Уильяма Шекспира "Генрих IV" и его несмотря за недостаточное знание классического английского языка поразила ремарка:

"Ничего, они достаточно хороши, чтобы истыкать их копьями; пушечное мясо, пушечное мясо. Яму они заполнят не хуже лучших. Смертные люди, братец, смертные люди!"

Ничего не изменилось, кроме технических способов убийства.

Впрочем, с мясом войны он сводил общение только к необходимому минимуму. Он командовал диверсионно-разведывательной группой. Профессиональные наемные солдаты, по обе стороны, знали его позывной "Снип" в английском варианте "Snipe". Его группа из пяти бойцов состояла из специалистов, у всех это была не первая война. Каждый был мастером в своей области, от подрывников минеров, до специалистов радиотехнической разведки и каждый кроме этого хорошо умел убивать в засаде и в открытой схватке. Имен у них не было, только короткие позывные. Каждый профессионал войны знает, позывной должен быть коротким и информационно нейтральным. Они и были нейтральными, в том смысле, что убивая не испытывали чувства ненависти. Мясник рубит мясо, не ведая чувства жалости и сострадания. Они рубили мясо войны.

Близится полдень. Август. Жара. Горит пшеничное поле. Залпами бьют реактивные установки, долбит ствольная артиллерия, воют мины, горит на оборонительных позициях мясо войны — добровольцы. Идут в атаку танки, БМП и БТРы по ним бьют из всех средств ПТО от современных гранатометов до противотанковых ружей второй мировой, горят машины в них гибнут экипажи, иссеченная автоматным и пулеметным огнем падает идущая за техникой пехота. Рвется на куски и горит мясо войны. Срезанные пулями и осколками падают обожженные колосья пшеницы. Поле смерти, поле войны, поле боя, поле страданий, поле страха, отчаяния и отваги. Сколько раненых крикнут: "Мама! Мамочка, спаси меня!", а сколько даже крикнуть не успеет? Сколько бойцов с обеих сторон проклянут войну, друг и друга, а сколько станут наркоманами войны? Никто не знает, да и не хочет знать. Идет бой, война жадно пожирает свои жертвы.

А Снип и его ДРГ в стороне, вне линии огня, вне соприкосновения сторон. Сейчас их задача вести корректировку огня РСЗО, а следующей ночью они пойдут взрывать уцелевшую технику, убивать выжившие экипажи, захватывать и допрашивать пленных, сеять панику в тылу. Другие ДРГ этой ночью будут работать на коммуникациях противника, рвать их на части, иногда буквально.

Снип по рации условным кодом сообщил командиру расчетов реактивных установок корректировочные данные. И тут же смена позиции. Пока их запеленгованное место сообщат противнику, пока тот передаст команду накрыть корректировщиков артиллерийским или минометным огнем, они будут уже в другом месте. За всё время участия в боевых действий в его группе раненых и убитых не было.

Бьет "Град", залп, полное накрытие, воюют раненые, безмолвно лежат убитые, дымит покореженная техника. Хорошая работа. Тот кто командует расчетами установок РСЗО тоже профессионал. Горит, истекает кровью земля. Смрад от горевшей пшеницы, от обугленных тел мертвых, от подбитой чадящей соляркой бронетехники, запах войны. А они уходят на новый наблюдательный пункт.

— Снип, — уже на новом оборудованном наблюдательном пункте, вполголоса доложил ему подползший радист Ёж, — получил радиоперехват, против нас посылают команду "Т". Открытым текстом и матом нас так кроют, аж эфир искрит. Поручили группе "Т" разыскать нас и уничтожить.

— Вызывай "Т" по резервному каналу, — приказал Снип.

Радист забубнил в рацию, вызвал, передал Снипу новенький передатчик.

— Скат? Я слышал ты приказ получил, найти нас и ликвидировать? — тихо спросил он командира группы "Т" которого знал по афганскому контракту.

— Получил. А что предлагаешь? — по-русски буднично и равнодушно прозвучал в микрофоне с отчетливым балтийским акцентом голос Ската.

Прекрасная акустика на этих средствах связи нового образца, слышна каждая интонация, как с соседом с ближнего балкона говоришь.

— Так ведь убью я тебя, — чуть повысив голос, проинформировал Снип, — а не хочешь тут сгнить, так слушай. Вечером пойдешь в последний квадрат, на котором нас засекли, там будет пять трупов, оружие, амуниция, рация и шифровальный блокнот. Засады не будет. Берешь части трупов и трофеи, отчитываешься.