Пороги - Александр Федорович Косенков Страница 2

старик, с виду довольно еще крепкий, заросший жесткой седовато-рыжей щетиной, подслеповато щурясь, вглядывался в лица подступивших односельчан. Невнятная виноватая улыбка кривила его пересохшие губы. Степан, долговязый нескладный парень шестнадцати с небольшим лишком лет, тоже конфузливо улыбался и не сводил глаз с болезненно-тучного начальника милиции, который, выйдя на крыльцо, сразу же натянул по самые глаза новенькую форменную фуражку и строго оглядел двор, толпу, понурых лошадей, настежь распахнутые ворота, за которыми грязная мимоходная улочка круто сворачивала к реке. Из-за реки, всем южным краем неба наползали густые облака, обещая к вечеру, если не потянет из-за сопок прохладный свежак, духоту и полуобморочную предгрозовую недвижность окрестных пространств.

«К ночи, глядишь, саму ее сволоту натянет, — подумал главный милиционер района с непонятным самому себе безразличием. — Позавчера гроза, поза-позавчера. Ежели и эта наползет, до покосов незнамо сколько тогда не добраться, не начать. Травы перестоят… Да черт с ними с травами! Сводку вот-вот в область отсылать о скошенных гектарах, а посылать даже для отмазки нечего — никто и браться не думал из-за таких вредительских погод, наползающих не то от далекого Байкала, не то от еще более далеких, прокаленных июльским солнцем забайкальских степей».

— На кого ж ты, ирод недотепанный, оставляешь-то нас? Куда я теперь с девками, много наработаю? — Надежда протолкнулась к Степану и тянула его куда-то за собой. Ее обычно негромкий голос в наступившей внезапно тишине был слышен не только во всем немалом казенном дворе, но даже с улицы заглянули да так и остались в воротах две какие-то никому не знакомые бабы и белобрысый пацан лет семи-восьми. Надежда спохватилась, стала совать в руки сыну узелок с харчами и чистой старой рубахой, которую выстирала и прихватила, сама не зная на кой ляд.

— Держи… Молока маленько, картохи… Да держи ты… Проститься дадут или как? — оставив Степана, поворотилась она к начальнику милиции.

— Напрощаетесь еще, — очнувшись от невеселых размышлений, буркнул тот. Потом, подчеркивая важность изрекаемого, нахмурился и, тыча толстым пальцем в плечо старику Щапову, стал давать последние наставления: — По возрасту, по совокупности содеянного, а также согласно определенного судом сроку, будешь за старшого. И смотри у меня! Исчезнете где или притаитесь — все одно отыщем. Да еще по стольку добавят. Так что лучше наперед соображение имейте, гуси-лебеди. Сопроводиловку, смотри, не потеряй. Спрашивать станут, что и по какому случаю — показывай. Обязаны будут оказывать содействие. А пакет на месте отдашь. Поняли, гуси-лебеди?

Еще раз строго оглядев вытянувшихся в струнку Федора Анисимовича и Степана, двор и всех собравшихся, начальник милиции и милиционер зачем-то вернулись в помещение.

Односельчане плотно обступили Степана и старика Щапова.

— Понял или нет чего? — толкнула конюха локтем Дарья. Не дождавшись ответа, подступила к Щапову. — Это за какие такие заслуги, Федор Анисимович, в командиры тебя определили? — с притворной ласковостью в голосе поинтересовалась она. Ее высокая грудь уперлась старику чуть ли не в самое лицо, заставив того попятиться к шаткой балясине крыльца.

Сделав вид, что задумался над ответом, Федор Анисимович высказался не сразу. Дождавшись, пока все обратили на них внимание, громко объявил:

— Ты, Дарья, со своим евстеством так и не обучилась, как тому следует обращаться. Вопросы задаешь с подковыркой, а титьку в нос суешь, как дитю малому. — Он ловко поднырнул под упертую в бок Дарьину руку и, оказавшись перед мужиками, кивнул на Дарью. — Ни фиговинки они, бабы, не понимают в военной субординации.

— Ты, дядя Федя, толком объясняй, не чеши языком, — угрюмо сказал конюх. — И так дела, как сажа бела, а ты зубы скалишь. Без кузни деревню оставляете в самое, можно сказать, необходимое время.

— А я что, не объясняю, жизнь наша переменная? Дед был казак, отец — сын казачий, а я — хвост собачий. Дашка сроду чинов не различала. Нашла командира. Вот она — вся наша команда: я первый, да Степка второй. Правду мамка-покойница говорила: «Лучше хлеб с водою, чем пирог с бедою». Нету, объявляют, для вас сопровождающих. Дуйте, сказывают, своим ходом до Тулуна, до пересыльной, значит, тюрьмы. А там вас добрые люди куда следует наладят.

— Это ж сколь идти? — изумился конюх не столько решению милицейского начальства, сколько неимоверной, по его разумению, сложности поставленной перед осужденными задачи. Не дождавшись ответа, убежденно сказал: — С голодухи подохнете!

— А сопроводиловка на что? — не согласился старик. — Во… читай… Положено ночлегом и едой какой ни на есть обеспечивать.

— Нету тут про еду, — растерянно сказал конюх, прочитав короткую бумагу, заверенную смазанной лиловой печатью и витиеватой подписью.

— Имеется в виду, — не согласился Федор Анисимович, забирая бумагу. — Мы теперь люди казенные, об нас мир заботиться должон. Не чеши, Степка, за ушами, проживем, жизнь наша переменная.

— Ты мне Степку не тронь, прокут старый! — не выдержав, закричала Надежда. — Чего с парнем-то исделал? Из-за тебя все, анкоголик недотепанный! Совесть-то у тебя есть? Не пущу с тобой! Что хотите со мной делайте, не пущу! Он его вовсе до конца доведет, вовсе тогда возврата не жди.

Федору Анисимовичу, хоть и чесался язык, подобающего ответа на ум так и не пришло. Слава богу, мужик, все еще сидевший на колоде, достал из-за голенища сапога еще одну бутылку и окликнул его:

— Дядя Федор, давай, что ль, со сроком. Много припаяли?

Федор Анисимович отозвался не сразу, повременил, словно был выбор, подошел, не торопясь взял протянутый стакан.

— Уважили старость да службу непорочную, — громко объявил он, поворотясь к односельчанам. — Уполовинили срок. Только и дали, что пять годков. Степке по малости лет да по глупости маленько помене…

— Ежели по глупости помене давать, тебя и вовсе без последствиев отпустить надо было, — не выдержала Дарья и, отобрав у разливальщика стакан, одним глотком осушила его.

Анисимович дождался, когда она сунула в рот картофелину, и снова оборотился к односельчанам:

— На всех инстанциях подробно объяснял: не троньте Степку, мой недогляд. Куда там. Не пожелали принять во внимание.

Он выпил водку и тяжело вздохнул. Мужик, у которого Дарья реквизировала приготовленную для употребления порцию, перед тем как хлебнуть прямо из бутылки, заинтересованно