Марина Цветаева - Том 3. Книга 1. Поэмы. Поэмы-сказки Страница 3

13-17 января 1921

Поэма горы

Liebster, Dich wundert die Rede? Аllе Scheidenden reden wie Тrunkеnе und nehmen gerne sich festlich…

Вздрогнешь — и горы с плеч,И душа — горé.Дай мне о гóре спеть:О моей горé!

Черной ни днесь, ни впредьНе заткну дыры.Дай мне о гóре спетьНа верху горы.

Та гора была, как грудьРекрута, снарядом сваленного.Та гора хотела губДевственных, обряда свадебного

Требовала та гора.— Океан в ушную раковинуВдруг-ворвавшимся ура!Та гора гнала и ратовала.

Та гора была, как гром!Зря с титанами заигрываем!Той горы последний домПомнишь — на исходе пригорода?

Та гора была — миры!Бог за мир взымает дорого!Горе началось с горы.Та гора была над городом.

Не Парнас, не Синай —Просто голый казарменныйХолм. — Равняйся! Стреляй!Отчего же глазам моим(Раз октябрь, а не май)Та гора была — рай?

Как на ладони поданныйРай — не берись, коль жгуч!Гора бросалась пóд ногиКолдобинами круч.

Как бы титана лапамиКустарников и хвой —Гора хватала зá полы,Приказывала: стой!

О, далеко не азбучныйРай — сквознякам сквозняк!Гора валила навзничь нас,Притягивала: ляг!

Оторопев под натиском,— Как? Не понять и днесь!Гора, как сводня — святости,Указывала: здесь…

Персефоны зерно гранатовое!Как забыть тебя в стужах зим?Помню губы, двойною раковинойПриоткрывшиеся моим.

Персефона, зерном загубленная!Губ упорствующий багрец,И ресницы твои — зазубринами,И звезды золотой зубец…

Не обман — страсть, и не вымысел,И не лжет, — только не дли!О когда бы в сей мир явились мыПростолюдинами любви!

О когда б, здраво и пóпросту:Просто — холм, просто — бугор…(Говорят — тягою к пропастиИзмеряют уровень гор.)

В ворохах вереска бурого,В островах страждущих хвой…(Высота бреда — над уровнемЖизни.)  — Нá те меня! Твой…

Но семьи тихие милости,Но птенцов лепет — увы!Оттого что в сей мир явились мы —Небожителями любви!

Гора горевала (а горы глинойГорькой горюют в часы разлук),Гора горевала о голубинойНежности наших безвестных утр.

Гора горевала о нашей дружбе:Губ — непреложнейшее родство!Гора говорила, что коемуждыСбудется — по слезам его.

Еще говорила гора, что табор —Жизнь, что весь век по сердцам базарь!Еще горевала гора: хотя быС дитятком — отпустил Агарь!

Еще говорила, что это — демонКрутит, что замысла нет в игре.Гора говорила, мы были немы.Предоставляли судить горе.

Гора горевала, что только грустьюСтанет — чтó ныне и кровь и зной.Гора говорила, что не отпуститНас, не допустит тебя с другой!

Гора горевала, что только дымомСтанет — чтó ныне: и мир, и Рим.Гора говорила, что быть с другимиНам (не завидую тем другим!).

Гора горевала о страшном грузеКлятвы, которую поздно клясть.Гора говорила, что стар тот узелГордиев — долг и страсть.

Гора горевала о нашем горе —Завтра! Не сразу! Когда над лбом —Уж не memento,[5] а просто — море!Завтра, когда поймем.

Звук… Ну как будто бы кто-то просто,Ну… плачет вблизи?Гора горевала о том, что врозь намВниз, по такой грязи —

В жизнь, про которую знаем все мы:Сброд — рынок — барак.Еще говорила, что все поэмыГор — пишутся — так.

Та гора была, как горбАтласа, титана стонущего.Той горою будет гордГород, где с утра и дó ночи мы

Жизнь свою — как карту бьем!Страстные, не быть упорствуем.Наравне с медвежьим рвомИ двенадцатью апостолами —

Чтите мой угрюмый грот.(Грот — была, и волны впрыгивали!)Той игры последний ходПомнишь — на исходе пригорода?

Та гора была — миры!Боги мстят своим подобиям!. . . . . . . . . . . . . . . . . . . .Горе началось с горы.Та гора на мне — надгробием.

Минут годы, и вот означенныйКамень, плоским смененный, снят.[6]Нашу гору застроят дачами, —Палисадниками стеснят.

Говорят, на таких окраинахВоздух чище и легче жить.И пойдут лоскуты выкраивать,Перекладинами рябить,

Перевалы мои выструнивать,Все овраги мои вверх дном!Ибо надо ведь — хоть кому-нибудьДома — в счастье, и счастья в дом!

Счастья — в доме! Любви без вымыслов!Без вытягивания жил!Надо женщиной быть — и вынести!(Было-было, когда ходил,

Счастье — в доме!) Любви, не скрашеннойНи разлукою, ни ножом.На развалинах счастья нашегоГород встанет — мужей и жен.

И на том же блаженном воздухе,— Пока можешь еще — греши! —Будут лавочники на отдыхеПережевывать барыши,

Этажи и ходы надумывать,Чтобы каждая нитка — в дом!Ибо надо ведь — хоть кому-нибудьКрыши с аистовым гнездом!

Но под тяжестью тех фундаментовНе забудет гора — игры.Есть беспутные, нет беспамятных:Горы времени — у горы!

По упорствующим расселинамДачник, поздно хватясь, поймет:Не пригорок, поросший семьями, —Кратер, пущенный в оборот!

Виноградниками ВезувияНе сковать! Великана льномНе связать! Одного безумияУст — достаточно, чтобы львом

Виноградники заворочались,Лаву ненависти струя.Будут девками ваши дочериИ поэтами — сыновья!

Дочь, ребенка расти внебрачного!Сын, цыганкам себя страви!Да не будет вам места злачного,Телеса, на моей крови!

Тверже камня краеугольного,Клятвой смертника на одре:— Да не будет вам счастья дольнего,Муравьи, на моей горе!

В час неведомый, в срок негаданныйОпознáете всей семьейНепомерную и громаднуюГору заповеди седьмой!

Есть пробелы в памяти, бельмаНа глазах: семь покрывал…Я не помню тебя — отдельно.Вместо черт — белый провал.

Без примет. Белым пробелом —Весь. (Душа, в ранах сплошных,Рана — сплошь.) Частности меломОтмечать — Дело портных.

Небосвод — цельным основан.Океан — скопище брызг?!Без примет. Верно — особый —Весь. Любовь — связь, а не сыск.

Вороной, русой ли масти —Пусть сосед скажет: он зряч.Разве страсть — целит на части?Часовщик я, или врач?

Ты — как круг, полный и цельный:Цельный вихрь, полный столбняк.Я не помнюю тебя отдельноОт любви. Равенства знак.

(В ворохах сонного пуха:Водопад, пены холмы —Новизной, странной для слуха,Вместо: я — тронное: мы…)

Но зато, в нищей и теснойЖизни — «жизнь, как она есть» —Я не вижу тебя совместноНи с одной:  — Памяти месть.

1 января — 1 февраля 1924