Олимп, штат Техас - Стейси Суон Страница 3

думал наперед. Защищаясь, он ушел за черту — границу штата, так, чтобы ощущать их отсутствие в своей жизни как собственный выбор, не как кару. Он так свыкся с мыслью о собственном выборе, что решил: можно передумать и вернуться. И только съехав сегодня утром с шоссе И-10 в сторону Олимпа, а до того всю ночь просидев за рулем, он понял, что, возможно, ошибся. Он считал свое изгнание тюремным сроком, который отмотал сполна, но у него не было никаких доказательств, что родные того же мнения.

— Сделай мне еще одно одолжение. Можно где-нибудь сложить мои вещи? — Марч кивает на кузов своего фургона, до половины заставленный коробками.

— В кладовой — от моего кабинета по коридору — полно места. Мне нужно принять душ. В восемь приедет одно семейство, договариваться о церемонии. Когда разгрузишься, приходи в дом завтракать. Приляг отдохнуть перед обедом, если хочешь. Стефани, как всегда, уехала на лето с детьми к матери в Айову, так что тут спокойно.

Отсутствие Стефани делает предложение Айдена еще более заманчивым. Дядина жена убеждена, что Марч дурно влияет на своих двоюродных братьев, двоих парнишек, еще не доучившихся до старших классов, и нельзя сказать, что у нее совсем нет к тому оснований. Роман Марча с его невесткой Верой стал лишь последним из длинной череды некрасивых поступков. Потасовка на школьном футбольном поле после того, как они проиграли чемпионат штата: «Титаны» прошли пять ярдов первыми, ровно за полторы минуты; уличная драка, закончившаяся пожаром, — он уничтожил столетнее здание клуба для игры в домино. Позорное изгнание из армии. Марч о своих проступках думает не кривясь, потому что ему кажется, что их совершил кто-то другой. Если его разозлить, тело его продолжает двигаться, а мозг отключается, будто он напился до бесчувствия. Через несколько минут Марч вновь начинает себя сознавать: гнев поутих, но о том, что он только что натворил, никаких воспоминаний. Трудно приложить к себе то, что не восстановить в мыслях. Ему даже собственный диагноз — синдром эпизодического нарушения контроля — кажется чужим. Да, он охотно верит тем, кто настаивает на его правдивости, то есть всем своим родным, и все же в душе считает диагноз недоразумением.

Айден идет обратно к дому, а Марч начинает перегружать вещи из грузовика в кладовую, стараясь как можно меньше задерживаться внутри молчаливого похоронного зала. Наконец он входит в дом через переднюю дверь; дядя успел принять душ и насыпает хлопья в две большие миски.

— Собак на крыльце оставь, ладно?

Марч повинуется, хотя и неприятно захлопывать дверь у них перед носом. Айден в шортах и футболке, с коробкой овсяных хлопьев, вдруг предстает моложе лет на двадцать, напоминая Марчу, что и у дяди была бурная юность. Может, еще и поэтому он любит Марча больше других.

— Ты думаешь, я зря вернулся? — спрашивает Марч, лишь сейчас осознав, сколько осложнений может повлечь за собой его приезд.

— Нет, конечно. Хорошо, когда человек готов отвечать за свои поступки. — Айден шлепает две миски и галлон молока на кухонный стол, кивком предлагает Марчу сесть. — Оно тяжело, понятно. Мы с Питером, в принципе, были как вы с Гепом. Питер весь такой правильный — открыл свой бизнес, женился, завел детей. Прямо как Геп. А я себя долго искал. Но в итоге нашел, так что и у тебя получится.

— Погоди, — говорит Марч. — Геп завел детей? Вера все еще здесь?

Айден, который собирался отправить в рот полную ложку хлопьев, кладет ее обратно в миску.

— Они не развелись. Малыш у них.

Дядя ищет что-то на лице племянника; может, ревность? Но Марч испытывает только шок.

— Может, так оно даже проще, — продолжает Айден. — Поможет Гепу забыть и простить.

Марч представляет себе ужин на следующий День благодарения: Геп и Вера с ребенком сидят напротив него за столом. Так не проще, а в точности наоборот.

Проводив Айдена на работу, Марч пытается вздремнуть в большом кресле в гостиной. Мало ему Гепа с его недавно увеличившимся семейством, придется еще как-то разбираться с матерью: наконец-то она найдет достойную цель для своего подспудно бурлящего гнева. С такими мыслями лежа не справиться. А кроме того, каждый раз, открывая глаза, он видит, как снаружи на него таращатся его собаки — брошенные, свесившие языки.

Он встает, в надежде хоть как-то поднять настроение и себе, и собакам. Они провожают его от крыльца до фургона, прыгают и повизгивают у задней двери, понимая: раз коробки разгрузили, им больше не придется тесниться на скамеечке, на которой они ехали всю дорогу из Нью-Мексико. Если в ушах свистит ветер, им даже жара нипочем. Марч стаскивает на землю кусок плотного картона, на котором стояли коробки, — так собакам проще будет втащить свои семьдесят кило живого веса в машину.

Медленно едет по однополосной, почти не мощеной дороге, радуясь возбужденному выражению на мордах собак в зеркале заднего вида и тому, что вокруг пейзажи, которых он давно не видел: просторные выпасы, разделенные заградительными полосами из деревьев: фермеры копнят сено; собаки лают сперва на коз, потом на коров. За десять минут навстречу ни одной машины, пока он не добирается до более широкого проселка, соединяющего фермы с рынком, — проселок выводит обратно к Бразосу. Солнечный свет елочной мишурой поблескивает на мутной поверхности воды, Марч пересекает мост и оказывается на городской окраине единственного места, где когда-либо ощущал себя дома.

Олимп основали в начале 1800-х, когда Техас еще был частью Мексики, однако лучшие его дни миновали даже до того, как на свет появился его богатый восточный сосед Хьюстон. Сперва город сожгли дотла во время Техасской революции. Через сорок лет отстроили, но новая железная дорога через него так и не прошла, зато сильно обогатился соседний Буллингер. Разлив Бразоса в 1899 году почти стер город с карты. За сто с лишним лет, прошедших с тех пор, даже тот факт, что Олимп стал окружным центром, не помог ему разрастись. Население достигло двух тысяч и на этом застопорилось.

Собственно говоря, Олимп настолько мал, что Марч знает: если поездить по нему подольше, он обязательно столкнется либо с Гепом, либо с кем-то еще, кто быстро отнесет весть брату. Вот и сейчас автомастерская Гепа всего в пяти кварталах к востоку. Марч поворачивает к западу и проезжает полмили до отцовского агентства недвижимости — до отъезда Марч и сам здесь работал. Ему нужно увидеть хоть кого-то, кто радуется его возвращению, прежде чем придется увидеть остальных.

Поднимаясь по трем ступеням на крыльцо старого викторианского особняка и глядя на надпись «Агентство недвижимости Бриско»,