Монах - Мэтью Грегори Льюис Страница 3

«Ну уж теперь, – добавил он мысленно, – она не сможет ответить односложно; она должна что-нибудь сказать мне!»

Лоренцо ошибся: дама ограничилась наклоном головы.

Он уже понял, что его соседка неразговорчива; но чем объяснялось ее молчание – гордостью, скромностью, робостью или глупостью, – он пока решить не мог. Выждав несколько минут, кавалер применил другой прием.

– То, что вы приезжая и незнакомы с местными обычаями, сразу видно, – сказал он, – потому что вы не снимаете вуаль. Позвольте мне снять ее!

С этими словами он протянул руку к кисейной завесе, но дама жестом остановила его.

– Я никогда не снимаю вуаль прилюдно, сеньор.

– И что тут плохого, позволь узнать? – прервала ее старуха резким тоном. – Ты разве не видишь, что все дамы сняли свои вуали ради уважения к этому священному месту? Я тоже, заметь, выставила свое лицо на всеобщее обозрение, а тебе-то чего бояться! О Дева Мария! Сколько волнений и страданий из-за детской мордочки! Ну, давай же, дитя мое! Откройся! Ручаюсь, что люди от тебя не побегут…

– Дорогая тетушка, но в Мурсии не принято…

– Мурсия[3], вот еще! О святая Барбара, что это за чушь? Вечно ты мне надоедаешь упоминаниями об этой деревенской глуши! Как принято в Мадриде, так и нужно себя вести; и посему я требую, чтобы ты сию минуту избавилась от вуали. Слушайся меня, Антония, ты ведь знаешь, что я не выношу, когда мне перечат!

Племянница промолчала, но больше не противилась дону Лоренцо, и тот, пользуясь позволением тетушки, быстро устранил кисейную преграду. Какая чудесная головка открылась его взору! Назвать ее идеально красивой, правда, нельзя было; впечатляла не правильность облика, а общее выражение нежности и чувствительности. Каждая черта ее лица была несовершенной, но их сочетание было обворожительно. На гладкой коже кое-где проступали веснушки; глаза девушки не были велики, и ресницы не слишком длинны. Однако следует упомянуть губы, подобные свежему лепестку розы; пышные волнистые локоны, повязанные простой лентой, которые спускались ниже пояса; руки прекрасной, скульптурной формы и добрые небесно-голубые глаза. Она была вряд ли старше пятнадцати лет, и лукавая улыбка, игравшая на ее губах, свидетельствовала о живости характера, на время подавленной избытком робости. Девушка застенчиво огляделась; как только ее взгляд упал на Лоренцо, она тотчас залилась румянцем, потупилась и стала перебирать четки, но, судя по движениям пальцев, она явно не осознавала, что делает.

Лоренцо смотрел на нее со смешанным чувством восторга и удивления; но тетка сочла необходимым извиниться за неразумную стыдливость Антонии.

– Она так молода, ничего еще не знает о жизни. Она выросла в старом замке близ Мурсии, и никого не было рядом с нею, кроме матери, а у той, бедняжки, помоги ей Господь, не больше ума, чем нужно, чтобы донести ложку с супом до рта. И все же она моя родная сестра!

– И притом так глупа? – сказал дон Кристобаль с притворным удивлением. – Просто невероятно!

– Воистину, сеньор. Ну не странно ли это? Однако так оно и есть; и подумайте, как иным людям судьба фартит! Молодой дворянин самого высокого ранга вбил себе в голову, будто Эльвира может претендовать на звание красавицы… Что касается претензий, этого у нее, по правде сказать, всегда хватало; но красота! Да если б я хоть вполовину так старалась заловить жениха, как она!.. Но не буду отвлекаться. Так вот, сеньор, молодой дворянин в нее влюбился и женился на ней без ведома своего отца. Их союз оставался тайной почти три года; но наконец об этом проведал старый маркиз, которому, как вы, конечно, догадываетесь, эта новость не очень понравилась. И помчался он на рысях в Кордову[4], полный решимости схватить Эльвиру и отправить куда-нибудь подальше, где бы она и сгинула без вести. О святой Павел! Как он разбушевался, когда обнаружил, что она от него ускользнула, встретилась с мужем, и они, взойдя на борт корабля, бежали в Вест-Индию[5]! Он проклинал всю нашу семью, словно одержимый злым духом. Он бросил в тюрьму моего отца, честнейшего из сапожников Кордовы; а когда этот жестокий человек отправился восвояси, он отнял у нас сестриного сыночка – ему и трех лет не исполнилось, а Эльвира так внезапно вынуждена была бежать, что ей пришлось оставить малыша. Думаю, с бедняжкой обходились очень дурно, потому что спустя всего несколько месяцев нам сообщили, что он умер…

– О, да этот старик был сущим негодяем, сеньора!

– Ох, ужасный человек, да к тому же начисто лишенный вкуса! Поверите ли, сеньор, когда я попыталась его образумить, он обозвал меня ведьмой и пожалел, что нельзя покарать графа, сделав мою сестрицу столь же уродливой, как я! Уродливой! Как вам это понравится?

– Это смешно! – вскричал дон Кристобаль. – Граф, несомненно, счел бы себя счастливчиком, если бы ему позволили поменять одну сестру на другую.

– О боже! Сеньор, вы слишком вежливы. Признаться, я сердечно рада, что наш граф сделал именно такой выбор. Здорово же Эльвира распорядилась выпавшим ей счастьем! Долгих тринадцать лет они жарились и парились за морем. Муженек ее помер, и она вернулась в Испанию, не имея ни крыши над головой, ни денег, чтобы приобрести жилье! Антония тогда была еще маленькой, других детей сестра не нажила. Она узнала, что ее свекор снова женился, графа так и не простил, а вторая жена родила ему сына; говорят, это прекрасный юноша. Старый маркиз не пожелал увидеться ни с сестрой, ни с девочкой; но он прислал письмо, в котором назначил ей небольшое пособие при условии, что никогда больше о ней не услышит, и предоставил в ее распоряжение принадлежащий ему старый замок близ Мурсии. Когда-то этот замок был любимой резиденцией его старшего сына; но после того, как тот бежал из Испании, маркиз возненавидел это поместье, и оно пришло в упадок. Сестра приняла предложение, переехала в Мурсию и оставалась там вплоть до прошлого месяца.

– И что же теперь привело ее в Мадрид? – спросил дон Лоренцо; восхищаясь юной Антонией, он испытывал живейший интерес к повествованию болтливой старухи.

– Увы, сеньор! Сестрин свекор недавно скончался, и управляющий его имениями в Мурсии отказался далее выплачивать ей пособие. Она приехала в Мадрид, надеясь умолить наследника-маркиза возобновить выплату, но я сомневаюсь, что из этой затеи что-то выйдет. Вы, молодые кавалеры, всегда найдете, куда девать денежки, но нечасто одаряете ими старых